Халил цискаридзе. Самый загадочный блогер россии

Юлия Высоцкая: Я с удивлением узнала, что вы настоящий тбилисский грузин. Я думала, вы московский грузин.

Николай Цискаридзе: Я просто из очень хорошей семьи, и родители дали мне правильный русский язык.

Ю.В.: Я жила в Тбилиси недолго, всего два года – с 85-го по 87-й.

Н.Ц.: Вы застали самое хорошее время!

Ю.В.: Да, это было прекрасно!

Н.Ц.: Тбилиси – это Рублевка той местности.

Ю.В.: Да. И там ощущаешь атмосферу невероятной культуры. Я никогда не забуду этих женщин в черных чулках и черных платьях даже летом. Этот стиль сумасшедший во всем, такая элегантность!

Н.Ц.: А в каком районе вы жили?

Ю.В.: В Алисубани, близ горы Махад. Мы жили на Махаде, а в школу нас возили в Тбилиси. А вы?

Н.Ц.: Я вырос в слишком культурной части города, мы жили в Сабуртало, моя мама работала в Ваке, в одной из самых главных школ. Этот район не просто Рублевка или Жуковка, это хлеще, чем Николина гора. Это Горки 1. В этой школе учились дети элиты – тех князей, которым удалось выжить в советское время. Мама тоже была из очень хорошего дома. И ее круг общения составляли или представители древних родов, или богатые евреи и армяне. Это были совсем другие люди – они говорили на многих языках. Никто не делал из этого культа, просто так жили. Многие так или иначе были связаны с богемой – кто-то актер, кто-то режиссер, кто-то народный артист, поэтому мама везде ходила и водила меня с собой. Но меня никто не ориентировал на искусство, меня водили просто для того, чтобы показать мир.

Ю.В.: То есть никто не думал, что все это закончится таким поворотом судьбы?

Н.Ц.: Да, никто на это не рассчитывал. Просто ходили в театр, потому что было принято ходить, это был стиль жизни. Мое воспоминание об этом периоде очень интересное. Я думаю, оно у вас тоже есть: я никогда не видел женщин, сидящих нога на ногу. И до того как я приехал в Москву, я никогда не видел мужчин не в костюмах и мужчин, не встающих, когда женщина поднимается из-за стола, я никогда не видел женщин, перебивающих мужчин. Там соблюдались правила хорошего тона.

Ю.В.: Это прекрасно! А сохранились ли какие-то кулинарные ассоциации с домом, с Тбилиси?

Н.Ц.: В нашем доме традиционную грузинскую еду ели только по праздникам – либо религиозным, либо советским. Моя няня была украинкой, поэтому дома была в основном только украинская кухня – драники, галушки, вареники. И быт тоже был украинским, потому что она сама все вязала, шила и так далее. Она пришла к нам, когда мне было 13 дней, а ей – 70 лет. Она была очень опытным человеком и успевала абсолютно все – стирать, убирать, готовить.

Ю.В.: И смотреть за ребенком!

Н.Ц.: Из детства я очень хорошо помню, как отмечали Новый год. Тбилиси же такой гостеприимный город – мы всем двором выносили друг другу яства, это было принято. Если вы одалживали кому-то кастрюлю, вам никогда не возвращали ее пустой. Такие были обычаи. Я родился 31 декабря, а дети, рожденные в канун Нового года и Рождества, считаются божьими, тем более я поздний ребенок. И у грузин есть такая традиция – им важно, кто первым переступает порог дома после курантов. Меня обычно нагружали большим подносом с мелочью и конфетами, я должен был ходить по соседям, переступать их порог, бросать деньги и конфеты, чтобы у них была удача, деньги и чтобы год вышел сладким. И в каждом доме меня угощали чем-то особенным, традиционной грузинской едой. По тем временам самыми любимыми, конечно, были торты с заварным кремом.

Ю.В.: Действительно, торты лучше нигде не готовят!

Н.Ц.: Да, на Кавказе пекут замечательно! Наверное, это зависит от молока и воды.

Ю.В.: А какие там бисквиты! Однажды я попала в грузинский дом, где хозяйка все делала у меня на глазах в небольшой алюминиевой кастрюльке, но у нее получился такой нежный и мягкий бисквит, выпечки вкуснее я никогда не ела.

Н.Ц.: Да. Кстати, о заварном креме. У нас не пекли эклеры, а делали маленькие пирожные – шу. Они готовились по тому же принципу, что и эклеры, и крем внутри – это нечто невероятное!

Ю.В.: Еще в Тбилиси их называли «пати шу».

Н.Ц.: Точно! То есть из детства из грузинской еды я хорошо помню сладкое. Одна соседка готовила слоеный торт с заварным кремом и свежей клубникой внутри. Это что-то сказочное, я по нему скучаю иногда.

Ю.В.: Я думаю, вам не хватает в Москве еще и солнца.

Н.Ц.: Нет, я не был в этом плане жителем Тбилиси, и ради солнца мне не хотелось там оставаться. Мне Москва всегда нравилась больше. Это удивительно! Наверное, потому что мама всю беременность жила в Москве, но рожать решила в Тбилиси. Но она не любила Москву, ее отсюда эвакуировали в 43-м году. Когда закончилась война, она была уже соображающей девочкой и решила, что не хочет в Москву. Она любила Грузию больше. Даже в то время ей была противна чрезмерная скорость столичной жизни. Ей нравилась спокойная, размеренная, вальяжная грузинская жизнь.

Ю.В.: У вас противоположные чувства?

Н.Ц.: Да, абсолютно. Обычно мы приезжали в Москву исключительно на каникулы. И каждый раз, собираясь домой, я спрашивал у мамы: «Зачем мы туда едем? Здесь же театров больше, музеев больше, а там что мы будем делать?»

Ю.В.: А есть любовь к грузинской еде? Или она прошла, когда вы переехали в Москву? Про себя я не могу сказать, что я люблю что-то одно, я всеядна. Но при этом могу позволить себе есть все, а вам приходится себя ограничивать.

Н.Ц.: Летом мама всегда устраивала поездки по родственникам, которые жили в деревне. Мамина бабушка, например, была из древнего грузинского рода. Деревня, в которой родился Владимир Маяковский, и этот лес, в котором его папа работал лесничим, были приданым маминой бабушки. Когда мы к ним приезжали, их дом уже стал одним из самых бедных и обветшалых. Но там было очень интересно в плане кухни. Мамина бабушка отличалась тягой к врачеванию. У нее был огромный сад с розарием и разными травами. И рядом – целая аллея инжира разных сортов. И плоды были вкусны безумно! К 80-м годам XX столетия деревья стали гигантскими, и съесть урожай было невозможно. Еще я помню изготовление хачапури. Это потрясающая вещь! Деревня та на границе Имеретии с Гурией. Хозяйки брали две глиняные плошки, смазывали их определенным домашним маслом и закрывали ими хачапури, и эта конструкция убиралась в огонь, в печку. Меня завораживали руки маминых теток, которые лепили хачапури, – они все делали так быстро и легко! В переводе хачапури – хлеб с творогом. То есть на самом деле это творожное блюдо, но творог здесь – это свежий сыр, молодой. И вкус от этой глины, от этого огня, этого сыра – никогда и нигде в своей жизни я не ел ничего вкуснее.

Ю.В.: Как вы вкусно рассказываете!

Н.Ц.: Еще помню интересную грузинскую традицию: нельзя есть животное, рыбу или птицу, убитых женской рукой. Был смешной случай. Дома не было больше никого мужского пола, а надо было забить несколько кур. Женщины знали, что им это делать нельзя и надо дать топор ребенку и его рукой это сделать. Меня уговаривали забить одну индюшку и несколько кур, убеждая, что без головы птица побежит. И меня на это купили. И когда первая побежала, меня это так восхитило, что я с удовольствием сделал все остальное и даже попросил: «Давайте еще!» Это понятно: мне было всего лет пять.

Ю.В.: Какие хитрые женщины! А что готовила мама?

Н.Ц.: Моя мама не умела готовить вообще. Для нее даже пожарить картошку являлось чем-то сверхъестественным. Она была другого сословия, у нас в доме всегда был кто-то, кто готовил. Но грузинские блюда – сациви, лобио, чахохбили – она всегда делала сама. А как именно, объяснить не могла. Но получалось очень вкусно. Она не могла сварить борщ или макароны, но грузинскую еду готовила прекрасно. Работала природа.

Ю.В.: А как вы себя чувствовали в Москве? Мне кажется, человек, который привык к той еде, к тем помидорам, зелени, сыру, здесь первое время чувствует себя плохо.

Н.Ц.: Я тоскую только по воде. Когда был в Тбилиси, я поехал в гости. Мне предлагали разнообразные соки, а я им сказал: «Вы что, с ума сошли! Воду из-под крана, и срочно!» Я пил только воду из-под крана. Она там удивительная.

Ю.В.: Там очень хорошая вода, это правда. Скажите, а вы какую-нибудь диету соблюдаете?

Н.Ц.: Конечно! Летом я попробовал метод Пьера Дюкана и понял, что это самое эффективное средство. Еще мне помогает раздельное питание. До 30 лет я не знал, что такое диета. Потом в организме человека начинаются какие-то процессы – хочешь не хочешь, но ты полнеешь.

Ю.В.: Раздельное питание – это так скучно, но что делать, если надо.

Н.Ц.: Я знаю одно: в тот момент, когда прекратятся танцы, никто меня не убедит худеть. Ничто меня не заставит, даже любовь!

Ю.В.: И правильно! А вы сами готовите?

Н.Ц.: Нет, но я умею. В детстве няня учила меня всему: и готовить, и шить, и гладить, и стирать, и строгать, и красить, и пользоваться дрелью. Так полагалось. Главная героиня фильма «Римские каникулы» говорила: «Меня научили всему, просто мне не приходится это применять». Я готовить к тому же и не люблю. Все-таки готовка – это священнодействие, и если человек не обладает какой-то экстрасенсорикой в этом плане, то даже простые макароны не получатся.

Ю.В.: А в течение дня есть какие-то предпочтения? Например, утренняя чашечка кофе?

Н.Ц.: Нет, но есть одно главное по жизни: я мясоед. А еще с какого-то момента, тоже, кстати, с 30 лет, я полюбил крепкие напитки. Раньше я не переваривал алкоголь, а пиво не пил лет до двадцати пяти. Я вообще считал, что на пиво накручивают волосы, помните такое?

Ю.В.: Конечно! (Смеется.)

Н.Ц.: У меня запах пива ассоциировался с прической. И я не представлял, как можно пить водку, это же отрава. И вдруг как-то зимой, когда было очень холодно, я ехал и думал: «Как хочется водки!» Так я и начал спокойно пить и виски, и водку. Правда, летом, конечно, не могу. У грузин еще важно то, что мальчиков за стол сажают с раннего детства и дают молодое вино. Такая традиция была и у нас в доме. Днем, после первого блюда, мне всегда давали маленький бокал красного вина. Преследовалось несколько целей: полезно для крови и чтобы ребенок хорошо спал после обеда. А третья цель – лишить детей запретного плода. Нет тяги попробовать это где-то в подъезде.

Ю.В.: Отличная традиция! А есть ли у вас все-таки запретный плод? Что вы будете есть, когда вам не надо будет худеть?

Н.Ц.: Моя самая любимая еда – это жареная картошка с белым хлебом. В 90-е годы, когда в Москве ничего не было, мама где-то доставала вырезку и делала из нее котлетки, я это отодвигал и говорил, что хочу картошку жареную. А мне было 16–17 лет, организму требовалось мясо. И мама говорила: «Никочка, понимаешь, картошка – это крахмал. А от крахмала только воротнички стоят».

Ю.В.: Гениально!

Н.Ц.: Вспомнил, что в начальной школе был такой предмет – природоведение. И как-то нам рассказывали про цингу. На картинке был изображен ребенок без зубов и весь в прыщах. Нам сказали, что такое бывает у детей на Cевере, потому что им не хватает зелени. С тех пор я зелень просто обожаю!

Ю.В.: Здорово! А как сейчас себя ограничиваете?

Н.Ц.: Просто не ем вечерами. Как говорила Майя Михайловна Плисецкая, чтобы похудеть, надо просто не жрать. Летом стараюсь не есть уже после четырех дня, потому что пухну от воды и фруктов. К слову, я весь летний отпуск провожу на юге Франции, чтобы уберечь себя от московских соблазнов.

Ю.В.: Ничего себе! А вы круассаны не любите?

Н.Ц.: Нет.

Ю.В.: Какой вы счастливый человек! Вам повезло.

Н.Ц.: Зато я не могу пройти мимо мильфея или тирамису!

Ю.В.: А просто хлеб с маслом? Французский хлеб с французским маслом – это же нечто невероятное! Вот где соблазны!

Н.Ц.: Да, и это вкусно везде, в любой забегаловке. Я могу это есть тоннами. Приходишь в самую простую забегаловку съесть тартар, а перед тобой ставят эту корзинку с хлебом – и все, ты потерян.

Ю.В.: Обожаю гурманские разговоры! Знаете, как французы или итальянцы делают? Они садятся за стол и говорят, что они сейчас будут есть, во время еды рассказывают, что они еще ели на схожую тему, а в конце планируют, куда пойдут есть в следующий раз.

Н.Ц.: Так как моя бабушка по папе – француженка, мне очень близка французская кухня.

Ю.В.: Кстати, про путешествия. Где вам больше всего нравится есть?

Н.Ц.: Из-за гастролей я объездил очень много мест и везде стараюсь есть местную еду.

Ю.В.: И какие места покорили вас навсегда?

Н.Ц.: Первая моя страна – Япония. Я туда попал, когда мне было 16 лет, в 90-м году. Конечно, в Москве уже был в то время японский ресторан, но не для нас, не для простых людей. И в Японии я впервые попробовал сашими, сукияки, шабу-шабу. Благодаря моей профессии меня водили к самым главным сушистам, в самые серьезные рестораны, к тем поварам, которые готовят для императорской семьи. Мало того, мне позволяли с ними делать суши. У меня особенная любовь к этой кухне.

Ю.В.: А в Европе есть любимое место?

Н.Ц.: Так как я люблю мясо, мне близка немецкая простая еда – колбаски, сосиски. И все это с местной квашеной капустой. Но для меня главная кухня – украинская.

Ю.В.: Благодаря няне, конечно.

Н.Ц.: Киев – это один из самых моих любимых городов. Все, что связано с простой украинской кухней, мною любимо. Кровяная колбаса – чудесно, а суп из боровиков, который подается в хлебе! Белорусская и литовская кухни – это почти то же самое, поэтому я и их люблю.

Ю.В.: Да уж, можно ум отъесть, как говорится.

Н.Ц.: В поездках я бывал во многих мишленовских ресторанах. Не могу сказать, что меня это потрясло, кроме одного места. В Париже, на площади Мадлен есть ресторан небольшой, куда надо записываться. Там я ел один из самых вкусных французских изысков – что-то невероятно нежное с лисичками.

Ю.В.: А как вы отдыхаете?

Н.Ц.: Самое прекрасное – я думаю, это актуально для всех людей, которые много работают, – иметь возможность пойти туда, куда тебе в эту секунду хочется, а не жить по графику.

Ю.В.: Такое, наверное, редко-редко бывает?

Н.Ц.: Да.

Ю.В.: И слава богу!

Н.Ц.: С одной стороны, востребованность – вещь необходимая, а с другой – когда оглядываешься, все время думаешь: а что такое жизнь?

Ю.В.: Антон Павлович Чехов как-то написал жене: «Ты меня спрашиваешь, что такое жизнь, а я у тебя спрашиваю, что такое морковка. Морковка – это морковка, а жизнь – это жизнь».

Н.Ц.: Как просто и как точно!

метод Бухтоярова:
31.12.1973

7 -6\13997 6
9
7 -6\13--7 6
33-55; 25-77 ; 29-41

Неожиданно слабая энергетика и главное психика. Человеку повезло, что балетом заниматься начал, раскрутил центры.
Зато код бронебойный. Ну во-первых верхний канал открытый по роду, дар родовой и сейчас он в дубле с 30 лет до 45. Экстрасенсорные способности при условии, что интел. контур раскрутил человек. Мутации ДНК в пренатале. Вроде мама его работала в Обнинске в какой-то лаборатории. физиком-ядерщиком была и даже её первый муж погиб при неудачном эксперименте, хватанула атом, отсюда у ребёнка пошла мутация, но она оказалась не во вред, а дала преимущество в балете. Боли не чувствует, мышцы растягиваются хорошо и связки.
На манипуре блок, ни капли не эгоист человек, начальник для других, анахата ведущая. В первую очередь о других думает и для общего блага старается.
В 30 +-2 года бьёт двойной кармический удар, две 9-ки, которые реально мог бы и не пережить, травма колена и разрыв связки, потом инфекция - стафилокок, чуть ноги не лишился. Вроде талант развивал, но 9-ки ударили всё равно. Сложно было выжить именно психологически. пошёл дубль удара по психике и усилилось двойным кармическим ударом.
Высоковибрационная старая душа, отсюда прекрасно понимает предпосылки людских поступков и хороший интриган. Обычно такие люди в начальниках, что мы и видим. Вообще вся его карьера - это сплошное использование родового дара, поступить, продвинутся в профессии, попасть в Большой театр и быть там премьером 20 лет, без колдовства и экстрасенсорных способностей нереально.
Страстный человек, если уж чего-то захотел, то добивается, конфликтный на горле блок почти, отношения есть и хорошо, нет тоже хорошо, на свадхистане норма. У нас с ним похож код первая часть. Умеет открывать другим верхний канал, сейчас канал открыт оч интенсивно. Вроде мать его гадала, предсказывала будущее, ну надо тоже развивать психические способности. Хотя у него там постоянный тренинг по их развитию в балетной среде, интриги сплошные и конкуренция.
Формула души:

Венера в центре, привлекает внимание и Уран - это и есть верхний канал. Уран у него лучше планетами акцентирован. Только такое соединение таланта с колдунским даром и могло продвинуть его.
Орбита Венеры занята сильным Нептуном, ясновидящих любит, чувствительных очень женщин. врачей уважает и на орбите Венеры стоит лунный узел кармы. Ключевую роль в его жизни играют женщины, они его продвигают, от них многое зависит.
Социальная орбита хорошо заселена и главное Солнцем (отсюда и популярность, известность в социуме), Меркурий - средства информации, его замечают и о нём много говорят, но так же Лилит, сплетни слухи и скандалы. Самый популярный в итоге артист балета, имена остальных даже и неизвестны широкой публике, они танцуют, живут в своём замкнутом мирке и тихо уходят.

Юпитер в окружении на орбите Венеры - сильные мира сего его любят и окружают. Любят его скорее за экстрасенсорные способности, а не за танцы, как не странно.
Нельзя человеку прекращать крутить фуэте, сразу сдуется.
Циклы:
Сейчас на 8 цикле в 2017 году. Самый сложный год из циклов, разрушается всё к чему прикасается, потери, всё что начнёт тут же и разрушится.Переждать надо год и просидеть тихо. Зато в 2018 году начать новое дело (замутить новый балет, стать министром культуры, женится наконец и детей настрогать, хотя как там атом постарался не понять).

Врачи оптимистично смотрят на перспективы лечения художественного руководителя балетной труппы Большого театра Сергея Филина, которому поздним вечером 17 января неизвестный в маске . По словам врачей, положительная динамика сохраняется. О возможных причинах трагедии все эти дни , громкие заявления делают, прежде всего, в самом Большом театре.

24 января в утренней программе Владимира Соловьева " " на радио " " ситуацию вокруг избиения худрука Большого театра Сергея Филина прокомментировал знаменитый танцовщик и хореограф Николай Цискаридзе. По его словам, администрация театра пытается "пиариться" на трагедии, произошедшей с артистом.

Соловьёв : Мы дозвонились до замечательного танцовщика, народного артиста Николая Цискаридзе. Коля, добрый день!

Цискаридзе : Добрый день!

Соловьёв : Коль, мы обсуждаем очень такую болезненную тему — то, что случилось в Большом театре. И, как это часто бывает в России, так как вы очень активно выступали как критик происходившего в Большом театре (и вполне обоснованно), сейчас пытаются вас приплести к этому скандалу.

Цискаридзе : Ну, первое, что я хочу сказать, Володя, что это не в Большом театре произошло. Это произошла трагедия.

Соловьёв : Абсолютно верно.

Цискаридзе : В последнее время, к сожалению, было много трагических случаев с очень знаменитыми и дорогими зрителям людьми. Я очень не люблю, когда на трагедиях начинают люди пиариться, начиная от родственников, заканчивая лжедрузьями и так далее, и так далее. И кроме ужаса это событие не может ничего вызвать.

Соловьёв : Согласен.

Цискаридзе : Но когда пресс-секретарь театра и генеральный директор эту трагедию, этот чудовищный, вандальный случай начинают использовать в своих целях, обвинять людей, работающих в театре, переводить как-то акценты, для того чтобы использовать это в своих целях, — это чудовищно. Знаете, такого количества звонков от западных СМИ у нас не было с 2003 года, когда позорнейшим образом издевались над Волочковой.

Соловьёв : Хорошо помню эту историю.

Цискаридзе : Да. Звонят разные журналисты и говорят: что это у вас происходит, что за безобразие? Понимаете, то, как сейчас пострадала репутация главного театра страны, лица нашей страны - Большого театра, такого не было очень давно. И всё это спровоцировано только одним - тем, что пресс-секретарь уже в 9 часов утра по телевизору вместе генеральным директором начали заявлять: мы знаем, мы знаем, мы знаем. Но если вы знаете, тогда сообщите!

Соловьёв : Конечно.

Цискаридзе : Что это за безобразие?! Почему люди, которые всё время кричат о корпоративной этике, вдруг начинают первым делом оскорблять людей, которые и являются театром? Может быть вы мне объясните, может быть вы лучше меня знаете: что обозначает слово "театр"?

Соловьёв : Ну, Николай, как я, простой радиоведущий, могу сказать человеку, который всю свою жизнь посвятил театру, что знаю лучше и больше?

Цискаридзе : Насколько я понимаю, театр - это, прежде всего здание, где происходит представление, и труппа, которая эти представления представляет.

Соловьёв : Я бы сказал с точностью до наоборот, что в первую очередь это, конечно, люди, которые свою жизнь положили служению Мельпомены.

Цискаридзе : Да, но почему всё время "мы - Большой театр" произносят люди, которые являются обслуживающим персоналом этого театра?

Соловьёв : То есть администрацией.

Цискаридзе : Да. Почему?! Почему все эти безобразия? Я вот смотрю, никто уже не занимается здоровьем Сергея, они только каждый раз заявляют и строят свои догадки, как будто они являются следователями или обвинителями.

Соловьёв : Справедливо. Николай, а вы могли бы описать Сергея? Потому что ведь, как это часто бывает, интерес к человеку возникает только на фоне трагедии. Вот Сергей, что о нём можно сказать? Что это за человек?

Цискаридзе :Это блистательный танцовщик Большого театра, который на протяжении 20 сезонов был премьером этого театра, моим коллегой, с которым я танцевал одни и те же партии, один и тот же репертуар, потому что мы являемся представителями одного амплуа. Принцы, графы, всевозможные эльфы и так далее - вот это были мы. А так как он чуть-чуть старше меня, то он уже прекратил свою творческую деятельность. Он, по-моему, на четыре года или на пять выпустился раньше, чем я. Я еще танцую, потому что я помладше. Вот и всё. Потом он стал нашим руководителем. Понимаете, в любом творческом коллективе есть всегда...

Соловьёв : ...Разночтения, трения. Это естественно.

Цискаридзе : Это было всегда, будет и есть. И потому выносить сегодня сор, давать оценки - это абсолютно неверно. Тем более что с человеком произошло то, что не пожелаешь вообще никому!

Соловьёв : У Сергея ведь семья, да?

Цискаридзе : Да. У него трое детей. Сын от первого брака, и двое сыновей от второго.

Соловьёв : Вот уж кому точно сейчас нужна помощь, так это семье Сергея, как и ему самому, конечно.

Цискаридзе : Насколько знаю, что материально помог наш попечительский совет. Там выделили деньги и на лечение. Это страшнейшая трагедия. Пока даже навещать человека в принципе, как я понимаю, нельзя, потому что ожоговое отделение - оно еще более закрытое, нежели инфекционное.

Соловьёв : Строгое. Конечно.

Цискаридзе : Почему такая вакханалия раздута вокруг этого? Не понятно.

Соловьёв : Николай, можно дать очень бестактный вопрос?

Цискаридзе : Да, конечно.

Соловьёв : Насколько часто в мире Большого, в мире театра, в мире балета присутствует жестокость? Насколько случившееся с Сергеем является (может быть) и экстремальным, но, тем не менее, не удивительным проявлением внутренней борьбы? Или вы считаете, что всё-таки, скорее всего, это внешнее?

Цискаридзе : Нет, это не может вообще никак касаться профессиональной деятельности. Я думаю, что, как вы сказали, вы — обыкновенный зритель, но вы очень много читаете и не выглядите простым человеком. Вы должны знать историю театра. Вспомните хотя бы Адриенну Лекуврер, знаменитый персонаж, знаменитая артистка, которую отравили. Понимаете, дело в том, что в театре, во всех театрах (так же, как и на любых производствах, где есть конкуренция) существуют какие-то... проявления. Но то, что произошло, - не болезненное проявление.

Соловьёв : Это криминальное.

Цискаридзе : Это страшнейшее преступление, которое должно, на самом деле, караться очень жестоко.