Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

а) История сюжета

Происхождение - кельтское (Друстан и Ессилт). Параллели к мотивам романа мы находим в сказаниях древневосточных, античных, кавказских и др. Но в поэзию феодальной Европы сказание это пришло в кельтском оформлении, с кельтскими именами, с характерными бытовыми чертами. Сказание это возникло в районе Ирландии и кельтизированной Шотландии и впервые было исторически приурочено к имени пиктского принца Дростана . Оттуда оно перешло в Уэльс и Корнуэльс, где окрасилось рядом новых черт. В XII в. оно стало известно англо-нормандским жонглерам, один из к-рых около 1140 переложил его в французский роман ("прототип"), до нас не дошедший, но послуживший источником для всех (или почти всех) дальнейших лит-ых его обработок.

Непосредственно к "прототипу" восходят: 1) утраченное нами промежуточное звено, породившее - а) французский роман Беруля (ок. 1180, сохранились только отрывки) и б) немецкий роман Эйльгарта фон Оберге (ок. 1190); 2) французский роман Томаса (ок. 1170), породивший: а) немецкий роман Готфрида Страсбургского (начала XIII в.), б) небольшую английскую поэму "Сэр Тристрем" (конца XIII в.) и в) скандинавскую сагу о Т. (1126); 3) эпизодическая французская поэма "Безумие Тристана", известная в двух вариантах (около 1170); 4) французский прозаический роман о Т. (ок. 1230) и т. д. В свою очередь к перечисленным французским и немецким редакциям восходят более поздние редакции - итальянские, испанские, чешские и т. д., вплоть до белорусской повести "О Трыщане и Ижоте".

Сюжет - трагическая любовь Изольды, жены корнуэльского короля, к племяннику ее мужа. Впервые обработан французскими поэтами, в том числе Берулем и Тома (70-е гг. 12 в.). У последнего усилена психологическая разработка характеров, подчёркнут конфликт чувства героев и тяготеющего над ними феодального и морального долга. Книгу Тома в начале 13в. переработал эльзасец Готфрид Страсбургский.

б). Основные версии, значение реконструкции Бедье

Путем сличения производных версий ряд исследователей (Бедье, Гольтер и др.) восстановил в основных чертах содержание и конструкцию "прототипа". В нем подробно рассказывалась история юности Т., бретонского королевича, к-рый, рано осиротев и лишившись наследства, попал ко двору своего дяди, корнуэльского короля Марка, заботливо воспитавшего его и намеревавшегося, по причине своей бездетности, сделать его своим преемником. Юный Т. оказывает своей новой родине большую услугу, убив в единоборстве ирландского великана Морольта, взимавшего с Корнуэльса живую дань. Сам тяжко раненный отравленным оружием Морольта, Тристан садится в ладью и плывет наудачу в поисках исцеления, к-рое он получает в Ирландии от принцессы Изольды, искусной во врачевании. Позже, когда вассалы понуждают Марка жениться для получения законного наследника, Т. добровольно ищет ему невесту и привозит И. Но в пути он с нею выпивает по ошибке любовный напиток, к-рый ей дала мать для обеспечения прочной любви между нею и мужем. Отныне Т. и И. связаны любовью столь же сильной, как жизнь и смерть. Между ними происходит ряд тайных свиданий, но наконец они изобличены и осуждены. Они бегут и долго скитаются в лесу. Затем Марк прощает их и возвращает И. ко двору, но велит Т. удалиться. Т. уезжает в Бретань и там, плененный сходством имен, женится на другой И.-Белорукой, однако, верный своему чувству к первой И. - не сближается с женой. Смертельно раненный в одном сражении, он посылает гонца к своей И. с мольбой приехать и снова исцелить его. Они условились, что если гонцу удастся привезти И., на его корабле будет выставлен белый парус, в противном случае - черный. Ревнивая жена Т., проведав об этом, велит служанке сказать, что показался корабль с черным парусом. Т. тотчас же умирает. И. сходит на берег, ложится рядом с телом Т. и умирает тоже. Их хоронят в двух соседних могилах, и растения, выросшие из них за ночь, сплетаются между собой.

Автор "прототипа" чрезвычайно развил сюжетно кельтское сказание, присоединив к нему ряд дополнительных черт, взятых им из разнообразных источников - из двух кельтских сказаний (плавание Т. за исцелением), из античной лит-ры (Морольт-Минотавр и мотив парусов - из сказания о Тезее), из местных или восточных сказаний новеллистического типа (хитрости влюбленных). Он перенес действие в современную ему обстановку, включив в него рыцарские нравы, понятия и учреждения и по большей части рационализировав сказочные и магические элементы.

Но главным его нововведением является оригинальная концепция взаимоотношений между тремя основными персонажами. Т. все время терзается сознанием нарушения им троякого долга по отношению к Марку - его приемному отцу, благодетелю и сюзерену (идея вассальной верности). Это чувство усугубляется великодушием Марка, к-рый не ищет мести и готов был бы уступить ему И., но защищает свои права только во имя феодального понятия престижа короля и чести мужа.

Этот конфликт между личным, свободным чувством любящих и общественно-моральными нормами эпохи, проникающий все произведение, отражает глубокие противоречия в рыцарском обществе и его мировоззрении. Изображая любовь Т. и И. с горячим сочувствием и рисуя в резко отрицательных тонах всех, кто хочет помешать их счастью, автор не решается открыто протестовать против господствующих понятий и учреждений и "оправдывает" любовь своих героев роковым действием напитка. Тем не менее объективно роман его оказывается глубокой критикой старозаветных феодальных норм и понятий.

Различные версии романа, прежде всего стихотворные (среди них выделяются французские романы Беруля и Тома, сохранившиеся далеко не полностью, и написанный на немецком языке обширный роман Готфрида Страсбургского), начали появляться с конца 60-х годов XII в. Приблизительно в 1230 г. была сделана прозаическая французская обработка сюжета. В нем появились уже многие рыцари Круглого стола, и тем самым легенда о Тристане и Изольде была включена в общий контекст артуровских сказаний. Прозаический роман сохранился в нескольких десятках рукописей и был впервые напечатан в 1489 г.

Это социальное содержание "прототипа" в форме художественно разработанной трагической концепции перешло в большей или меньшей степени во все последующие обработки сюжета и обеспечило ему исключительную популярность вплоть до эпохи Возрождения. В позднейшее время он также много раз разрабатывался поэтами в лирической, повествовательной и драматической форме, особенно в XIX в. Крупнейшими обработками его здесь являются - опера Вагнера "Т. и И." (1864; по Готфриду Страсбургскому) и композиции Ж. Бедье "Роман о Т. и И.", в основном воспроизводящий содержание и общий характер "прототипа". Жозеф Бедье вслед за реконструкцией романа проделал такую же операцию и с легендой в целом. Он называл искомое "прототипом" (или "архетипом"). Надо сказать, что Бедье объяснил некоторые моменты в романе, которые в легенде были представлены очень кратко, сбивчиво или нелогично. Например, он включил мотив любовного напитка, который на корабле выпивают Тристан и Изольда (вместо Тристана и Марка). Это объясняет дальнейшее поведение героев.

Рыцарский куртуазный роман был с самого своего зарождения тем литературным явлением, которое имело достаточно яркую социальную окраску. Он адресовался определенному кругу людей, и уж конечно не крестьянского или торгового сословия. Так, он славил дружбу, братство и взаимовыручку – но лишь одних рыцарей. Он призывал к душевному благородству, но при этом тонко и последовательно подчеркивал, что обладателями этих качеств могут быть лишь обитатели замков. Однако «Роман о Тристане и Изольде» выходит из предначертанных «социальных рамок». Он адресовался представителям самых разных сословий.

Главная тема этого произведения – светлая, всепоглощающая любовь, перед которой бессильна даже смерть. В романе немало моментов, подкупающих своей реалистической достоверностью: взаимоотношения крестьян и феодалов, описания средневековых замков и их повседневного быта, изображения деталей рыцарских нравов. Вполне реалистически показаны переживания главных героев. Здесь налицо стремление к психологизму, интерес к логике развития тех или иных человеческих характеров, причем это относится даже к второстепенным героям.

Но вместе с тем для романа характерно сочетание элементов реалистических с чертами сугубо фантастическими, сказочными. Так, Тристану доводилось сражаться не только с закованными в латы противниками, но и с огнедышащим драконом. Пламенная любовь Тристана к Изольде, невесте его дяди, возникшая во время их совместного морского путешествия, объясняется тем, что оба они по ошибке выпили волшебный напиток, возбуждающий взаимное любовное чувство. Этот напиток предназначался для Изольды и короля Марка, они должны были выпить его в день своей свадьбы.

Во многих местах романа подчеркивается, что королева Изольда – девушка строгих нравственных правил, для которой чувство долго значит очень много. Так, еще не будучи невестой короля Марка, она узнала, что Тристан убил в сражении ее дядю Морхульта, явившегося в земли короля Марка с требованием дани. Она требует сурового наказания для Тристана. Но тот совершает ряд блистательных подвигов, направленных на благо его родины, королевства Ирландии, и Изольда смягчается, ибо благо отечества превыше всего. Здесь впервые в куртуазной литературе намечается тема, которая много лет спустя будет развита писателями-классицистами (тема любви и долга, если я правильно понимаю).

Но чувство долга перед семьей вступает в конфликт с любовным чувством. В конечном итоге противиться своей сердечной склонности Изольда не в состоянии. Если причины возникновения чувства героини мотивируются причинами сказочными, то дальнейшее его развитие отличается опять-таки большой реалистической достоверностью: страдания замужней женщины, любящей одного, но вынужденной быть женой другого, показаны довольно убедительно.

Любовь Тристана и Изольды – любовь трагическая. Много злоключений доводится пережить им обоим, и во имя своего чувства оба они гибнут. В подтексте романа отчетливо проступает мысль о том, что устаревшие феодальные нормы и правила, уродующие и губящие естественные человеческие чувства, не имеют перспективы для дальнейшего развития. Мысль для своего времени достаточно смелая, отсюда и большая популярность этого романа среди различных слоев общества.

«Роман о Тристане и Изольде» отличается высокой поэтичностью, и она берет несомненное начало в устном народном творчестве, где, в частности, большое внимание уделяется взаимоотношениям человека с природой. То она как бы сочувствует человеческим переживаниям, то осуждает их, в особенности если речь идет о лжи или коварстве.

Пространных описаний природы в романе нет: специфика его такова, что на первом месте стоят сюжетные коллизии и связанные с ними переживания героев психологического плана. Видное место в романе занимает море, водная стихия. Морю как другу и беспристрастному судье в самом начале романа доверяет свою судьбу тяжело больной Тристан. Он просит погрузить его в ладью и оттолкнуть от берега. Море, по его глубокому убеждению, никогда не предает и не обманывает, оно доставит его именно туда, куда нужно. На корабле Тристан и Изольда выпивают любовный напиток. По морским волнам на корабле под белыми парусами спешит Изольда к умирающему Тристану.

Видное место в романе принадлежит символике тех или иных образов или житейских ситуаций. Достаточно характерен такой эпизод: после смерти Тристана и Изольду похоронили в одной часовни. Из могилы Тристана вырос терновый куст, ветви которого дотянулись до могилы Изольды, дали корни и вросли в нее Несколько раз обрезали этот куст и эти ветви, и несколько раз они вырастали вновь. Подтекст символического изображения любви: умейте же ценить это высокое чувство и у могущественного рыцаря и у скромного ремесленника, и у шагающего за плугом крестьянина.

С Journ.ru:

1) История сюжета. Роман принадлежит к бретонскому циклу. А некоторые романы этого цикла основывались на кельт-ских сказаниях. Параллели роману в ираландских сагах Изгнание сыновей УснехтÔ, Преследова-ние Диармайнда и Грайне.

2) Версии романа .Кельтское сказание о Тристане и Изольде было известно в большом кол-ве обработок на фран-цузском языке, но многие из них совсем погибли, а от других сохранились лишь небольшие отрывки. Путем сличения всех полностью и частично известных нам французских редакций романа, а также их переводов на др. языки, оказалось возможным восстановить фабулу и общий характер древнейшего, не дошедшего до нас франц. романа середины XII в., к которому все эти редакции восходят. Что успешно и провернул фр. ученый Бедье (он жил в к. XIX-н. XX. Ванникова просила не называть его трувером или трубадуром.) Наиболее известные версии стихотворные версии французов Беруля и Тома, об-ширный роман Готфрида Страсбургского н. XIII (немца, сами понимаете). Прозаическая французская обработка была седлана около 1230 г. В ней появились рыцари Круглоого Стола, и тем самым роман был включен в круг артуровских романов.

3) Композиция. В рыцарских романах композиция обычно линейная события следуют одно за другим. Здесь цепь ломается + симметрия эпизодов. Каждому эпизоду в начале романа соответствует зеркальное отражение в более мрачных тонах: история рождения Т. рассказ о смерти; парус Мороль-да (победа, ликование) парус Изольды (намеренный обман, смерть), яд Дракона, от которого излечи-вает И. рана от отравленного оружия, но И. рядом нет и т.д.

4) Концепция любви и характер конфликта . Любовь представлена здесь как болезнь, разрушающая сила, над которой сила человека не власт-на (это древнее мифологическое представление). Это противоречит куртуазному пониманию любви. Смерть над ней тоже, кстати, тоже не властна: из могил вырастают два дерева и сплетаются ветвями. Конфликт между долгом и чувством (прямо трагедия классицистов! Правда, в учебнике это названо не догом, а общественной моралью. Судите сами, что вам ближе.): Т. не должен любить Изольду, потому что она жена его дяди, который его воспитывал и любит как родного сына, и доверяет во всем (в том числе и в добывание Изольды). А Изольда тоже не должна любить Т., потому что замужем. Отноше-ние автора к этому конфликту двойственное: с одной стороны он признает правоту морали (или долга), заставляя Т. мучится сознанием вины, с др. сочувствует ей, изображая в положительных тонах все, что способствует этой любви.

Пересказ:

В Корнуэльсе царствовал король Марк. Однажды на него напали враги и его друг, король (графства, царства, черт его знает) Лоонуа Ривален, отправился ему на помощь. И служил он Марку так верно, что тот решил выдать его за свою красавицу-сестру Бланшефлер, в которую Ривален был по уши влюблен.

Однако только он женился, как узнал, что его старый враг, герцог Морган, напал на его земли. Ривален снарядил корабль и вместе с беременной женой уплыл в свое королевство. Жену оставил на попечение своему маршалу Роальду, а сам побежал воевать.

Во время боя Морган убил Ривалена. Бланшефлер ужасно расстроилась, а Роальд ее успокаивал. Вскоре у нее родился сын и назвала она его Тристаном (от фр. Triste – печальный), т.к. «родился он в печали». И тут же умерла. Тристана взял на воспитание Роальд. В это время, Морган со своим войском окружил их замок, и Роальду пришлось сдаться. Дабы Морган не убил Тристана, Роальд выдал его за собственного сына и воспитал его вместе с остальными своими сыновьями.

Когда мальчику исполнилось 7 лет, Роальд отдал его на попечение конюшему Горвеналу. Горвенал научил Тристана владеть оружием, держать слово, помогать слабым, играть на арфе, петь, охотиться. Все окружающие восхищались маленьким Тристанчегом, а Роальд любил его как сына.

В один день злобные норвежские купцы заманили бедного маленького Тристанчега на свой корабль и увезли как добычу. Но природа восстала против этого, и случился шторм, который гнал корабль в неизвестном направлении 8 дней и 8 ночей.

После этого моряки увидели берег в рифах, об которые их корабль неминуемо должен был разбиться. Они как-то поняли, что во всем виноват Тристан, т.к. море воспротивилось его похищению. Моряки посадили его в лодку и отправили к берегу. Шторм утих, моряки уплыли, а Тристанчег причалил к песчаному берегу.

Тристан вылез на землю и увидел перед собой бесконечный лес. Тут он услышал звук охотничьего рога и в следующий момент прямо перед ним охотники зверски закололи бедного оленя. Тристану не понравилось то, что они сделали с оленем и он решил им помочь %) содрал с оленя шкуру, оторвал язык, все дела. Охотники восхищались его мастерством. Они спрашивают его, откуда он родом и чей он сын. Тристан отвечает, что он сын купца и хотел бы тоже стать охотником. Охотники отводят Тристана в замок Марка (это был тот остров, где поженились его родители). Марк устраивает вечеринку, куда приглашает Тристана. Тристан играет там на арфе и поет, и все восхищаются тем, что он, сын купца, а столько всего умеет.

Тристан остается в замке у Марка. Служит ему как певец и охотник. «И в продолжение трех лет взаимная любовь возрастала в их сердцах». Тут бы начаться голубой линии «Тристан и Марк», но нет =(В это время Роальд отправился на поиски Тристана и приплыл в Корнуэльс. Он показал Марку карбункул, подаренный им его сестре Бланшефлер как брачный подарок. В общем, выяснили, что Тристан – племянник Марка. Марк посвятил Тристана в рыцари, тот отправился в свое королевство, изгнал и убил Моргана, и стал владеть своими законными землями. Но совесть его замучила: решил он отдать свои владения Роальду, а сам вернуться к Марку, ибо «тело его принадлежало Марку» (понимайте, как хотите). Тристан возвращается к Корнуэльс, а там все в печали, т.к. ирландский король собирает войско на Корнуэльс из-за того, что Марк перестал платить ему дань (он должен был отправлять ему юношей и девушек в рабы). В Корнуэльс прибывает ирландский великан Морольд и говорит, что у Марка последний шанс исполнить волю ирландского короля. Морольд предлагает биться с любым воином Марка один на один на острове. Тристан соглашается. Каждый из них приплывает на остров на своей лодке, но Морольд привязывает свою лодку, а Тристан – отталкивает ногой от берега. На вопрос Морольда, зачем он это сделал, Тристан отвечает, что только один из них вернется и одной лодки ему хватит. Долго они сражались. Наконец, в полдень, показалась на горизонте лодка Морольда. А в лодке стоял Тристан, с двумя поднятыми мечами. Всеобщее ликование. Труп Морольда отправили в Ирландию, где его оплакивала семья, включая племянницу Изольду. Все они проклинали Тристана. А в Корнуольсе выяснилось, что Морольд ранил Тристана отравленным копьем, и тому становилось день ото дня хуже. Тристан попросил, чтобы его положили в ладью вместе с арфой и отправили по течению. 7 дней и 7 ночей море носило его, но, наконец, но, наконец, он оказался у берега. Его подобрали рыбаки и отдали на попечение Изольде. Изольда излечила его, Тристан понял, где он оказался и срочно сбежал обратно к Марку. Было при дворе Марка несколько баронов, которые ненавидели Тристана. Марк был бездетным и они знали, что все свое королевство он завещает Тристану. И стали они подстрекать других баронов против Тристана, называя его колдуном (ибо не мог он победить Морольда, излечиться от ран и т.д.). В итоге они убедили баронов и те стали требовать, чтобы Марк женился. Марк долго упирался. Однажды к нему в комнату залетели две ласточки и у одной в клюве был длинный золотистый волос. Марк заявил свои баронам, что женится только на той, которой принадлежит этот волос. Тристан, увидев волос, вспомнил о златовласой Изольде и обещал Марку найти принцессу с такими волосами. Тристан снарядил корабль и приказал кормчему плыть к берегам Ирландии. Тот содрогнулся, т.к. знал, что после смерти Морольда, король Ирландии приказал захватывать все корнуэльские корабли и вешать мерзавцев. Приплыв в Ирландию, он выдал себя и кормчего за английских купцов. Однажды Тристан услышал ужасный вой и спросил у проходящей мимо девушки, кто это так ревет. Она ответила, что это страшное чудовище, которое приходит к городским воротам и никого не пропускает внутрь и не выпускает наружу, пока ему не выдадут на съеденье девушку. Король Ирландии оповестил, что выдаст свою дочь Изольду за того, кто сможет одолеть это чудовище. Многие рыцари пытались, но погибли в схватке. Тристан победил чудовище, отрезал ему язык, но тот оказался отравлен и наш милый Трестанчег упал без всяких признаков жизни. Надо сказать, что у Изольды был один воздыхатель, домогавшийся ее руки. Он каждое утро садился в засаду и хотел убить чудовище, но страх одолевал его и он убегал. Увидев убитое чудовище, он отрубил ему голову и отнес ее к королю Ирландии, требуя руки Изольды. Король не поверил, но пригласил его через 3 дня в замок, доказывать свое геройство. Изольда не поверила этому трусу, и отправилась к логову чудовища. Там нашла она Тристана и слуги ее отнесли его в замок. В покои к Тристану приходит мать Изольды и говорит, что он должен доказать свое геройство в поединке с мнимым победителем чудовища, и тогда он получит руку ее дочери. Изольда лечит Тристана, натирает его всякими мазями. Находит его меч, видит на нем зазубрины. Она достает из ларца осколок меча, которым был убит Морольд, прикладывает к мечу Тристана и видит, что они сходятся. Тогда она побежала в покои Тристана, занесла над ним меч и пообещала тотчас убить. Он ей отвечает, что она имеет право его убить, т.к. дважды спасала ему жизнь. 1й раз, когда он прикинулся купцом, и сейчас. Он пытается доказать ей, что бой с Морольдом был честным, а кроме того, он убил чудовище ради нее. Изольда спрашивает, зачем он пытался заполучить ее, Тристан показывает ей золотой волос, принесенный ласточками, Изольда отбрасывает меч и целует Тристана. Через 2 дня все собираются на поединок. Трус, якобы убивший дракона, видя Тристана, сразу признается во лжи. Когда зрители узнают, что победитель – Тристан, их враг, убивший Морольда, они начинают роптать. Но Тристан заявляет, что дабы установить мир между королевствами, Изольду возьмет в жены король Корнуэльса Марк. Изольде было обидно, что Тристан, добыв ее, пренебрег ею. Когда наступило время отплывать в Корнуэльс, мать Изольды приготовила любовное зелье, отдала его служанке Изольды, и наказала той подлить зелье в кубки Марка и Изольды перед брачной ночью. По дороге в Корнуэльс моряки решили остановиться на одном из островов. На корабле остались только Тристан, Изольда и служанка. Было жарко, и их мучила жажда, так что они попросили у служанки вина. Та достала кувшин, не зная, что там любовное зелье, и подала его Тристану и Изольде. Когда Бранжьена, служанка матери Изольды, увидела, что произошло, она выбросила кувшин за борт и стала причитать. Ну а у Тристана и Изольды были веселые деньги и, кажется, они сделали все, что только могли. Вскоре они приплыли в Корнуэльс и Марк взял Изольду в жены. В первую брачную ночь Бранжьена ради свои госпожи отправилась в комнаты к Марку, а Изольда – к Тристану. Марк ничего не заметил. В общем, так они и жили. Никто из приближенных ничего странного не замечал, а Изольда продолжала спать с Тристаном. Но Изольда боялась, что Бранжьена может выдать их и затеяла предательство. Она позвала двух рабов и пообещала им свободу, если они отведут Бранжьену в лес и убьют. Те так и сделали, но сжалились над ней и только привязали ее к дереву. Вместо нее они убили щенка и отрезали у него язык. Когда они вернулись к Изольде и показали ей язык (якобы Бранжьены), та стала называть их убийцами, и говорила, что никогда не могла приказать им такого. Изольда пообещала рассказать всем, что это они ее убили, но тут испугавшиеся рабы сознались, что Бранжьена жива. Ее вернули обратно в замок, они с Изольдой обнялись, и все опять стало чудесно. Бароны, ненавидевшие Тристана, узнали о его любви к королеве и рассказали обо всем Марку. Но тот не поверил, считая, что они просто завидуют Тристану. Однако все равно помнил, что они ему сказали, и стал невольно следить за Тристаном и Изольдой. Но Бранжьена заметила это и предупредила Т. и И. Марк призвал к себе Тристана и, рассказав ему о кознях баронов, попросил его на время уехать из замка. Тристан понял, что далеко уехать не сможет и поселился в городе поблизости. И Тристан, и Изольда ужасно горевали. В итоге Бранжьена решила им помочь. Она пришла к Тристану и научила его, как можно пробраться в замок. Он отпиливал ветки деревьев и пускал их по реке, протекавшей мимо замка. Изольда видели ветки и пробиралась в сад, где встречалась с Т. В это время, Бранжьена отвлекала Марка и баронов. Но бароны прознали, куда пропадает Изольда, и пошли к карлику-волшебнику Фросину. Фросин предложил баронам и королю устроить охоту и, как бы невзначай, выйти на Т. и И. Когда они оказались в лесу, Фросин предложил королю забраться на самую высокую сосну. И вот, король сидит на сосне, а в сад пробирается наш Трестанчег. Бросает ветки в воду и видит отражение короля. Но остановить ветки он уже не может, и вскоре в саду появляется Изольда. Она тоже видит в воде отражение короля. Они разыгрывают сценку, будто Тристан интересуется у Изольды, почему король ненавидит его, и прогнал его из замка. Король поверил им и успокоился. Тристан возвращается в замок. На бароны опять застают его с Изольдой и идут просить Марка выгнать Тристана. Опять приглашают он карлика Фросина, который говорит Марку, как надо поступить. Он предлагает отправить Тристана гонцом в другое королевство и проследить, как Тристан пойдет прощаться с Изольдой. Наступил вечер, король и Тристан легли спать (они спали в одной комнате, а королева там же). Ночью Тристан увидел, как карлик засыпает пол мукой, чтобы были видны следы Тристана, когда он пойдет к королеве. Король и карлик вышли, а Тристан решил перепрыгнуть с со своей кровати на кровать короля. За день до этого в лесу его ранил кабан и во время прыжка рана раскрылась, полилась кровь. Заходит король, видит кровь на своей кровати. Говорит: «Все, Трестанчег, не уговаривай, завтра ты умрешь!». Тристан просит помиловать королеву. На бароны связывают их обоих. Марк велит разжечь костер. Связанного Тристана ведут из замка. За ними мчится всадник Динас, «славный сенешал», и приказывает развязать Тристана (ибо не пристало ему идти связанным). Тристан видит у берега часовню и просит стражу пойти туда помолиться. Он выпрыгивает из окна часовни прямо на скалы, но Бог спасает его, и он мягко приземляется на камень. На берегу он встречает Горвенала, тот дает ему меч и латы. Изольда стоит перед костром, но тут появляется какой-то больной и предлагает Марку другой способ наказать ее (чтоб страдала подольше). Марк соглашается. Прокаженный просит Марка отдать им королеву, чтобы они с ней развлекались. Больные уводят Изольду, но Тристан нападает на них и отвоевывает королеву. Тристан и Изольда поселяются в лесу. Как-то они набрели на хижину отшельника Огрина, который долго упрашивал их, чтобы они покаялись. У Тристана, кстати, осталась в замке собака, которая перестала есть, как только пропал ее хозяин. Собаку отвязали и она взяла след Тристана. Но воины Марка не решились заходить в чащу леса. Тристан не мог придумать, что делать с собакой, т.к. из-за ее лая могут найти и их с Изольдой. В итоге, Тристан выдрессировал собаку так, что она охотилась без лая. Однажды один из баронов пробрался в замок и Горвенал, живший вместе с Т.&И. убил его. С тех пор никто не осмеливался заходить в их лес. Как-то лесник набрел на их шалаш и нашел там спящих Т. и И. Он побежал и сообщил об этом Марку. Они добрались до шалаша, Марк зашел внутрь и увидел, что между Т. и И. лежит меч, а это знак целомудрия и т.д. Понял он, что не сможет их убить, но решил сделать так, чтобы они поняли, что он здесь был. Он оставил рукавицы, подаренные ему Изольдой, поменялся с нею обручальными кольцами, а также поменял меч Тристана на свой. Когда Т. и И. проснулись, они поняли, что произошло и решили бежать в Уэльс. Убежали они, и стала их мучить совесть. Что виноваты они перед Марком, да и друг перед другом. И решили они вернуться к отшельнику Оргину. Тристан попросил помирить Оргина помирить его с Марком, взамен он вернет королю его жену. Оргин написал послание Марку от имени Тристана, и последний поехал с этим посланием в замок. Он оставил его у комнаты Марка и убежал.

Марк передаёт полученное от Тристана письмо капеллану, который зачитывает перед собравшимися послание, в котором Тристан хитро отводит от себя все преступления - дескать, и Изольду он не похищал, а из рук прокажённых свою королеву освобождал, и из под конвоя скрылся, прыгнув из церкви со скалы, чтоб водички попить и не погибнуть под горячую руку Марка; Тристан говорит, что теперь он счастлив отдать Марку его жену (попользовался - не понравилось, «кэшбек», в общем), а тех же, кто будет нести пургу и поносить Тристана или Изольду, он готов победить по рыцарским традициям в судебном бою (в общем, «за базар надо отвечать»). Ни один из баранов не решает рисковать жизнью и все рады принять обратно королеву; однако советуют выслать Тристана из страны куда подальше (в Сибирь, например, на урановые рудники). Марк приказывает написать и прибить возле леса послание, в котором выразить его горячую любовь к Тристану и согласие на сделку.

Получив записку, Тристан стал прощаться с Изольдой, и пара обменивается подарочками - Изольде достаётся жалкая дворняга Тристана по кличке Хюсден, а Тристан получает золотое с яшмой кольцо Изольды (вот он, честный и открытый рынок!), которое, уговариваются они, будет служить знаком - стоит Изольдле увидеть это кольцо у кого-нибудь, это будет значить, что он - посланник Тристана. Тем временем, пока голубкИ воркуют, старый отшельник Огрин проходится по бутикам так, что скопленных за долгие годы отшельнической и нищенской жизни денег хватает на покупку роскошных меховых шуб и других цацек для Изольды.

Через три дня, как и было уговорено, Тристан передаёт Изольду Марку и скрывается, якобы уехав из страны, на самом деле, на всякий случай, по просьбе Изольды, прячется в доме у знакомого лесника Орри и прикидывается домовым для конспирации.

Через некоторое время злодеям баронам не спится по ночам, и внезапный зуд в некоторой части тела заставляет их вновь начать нашёптывать Марку, что нехорошо вышло с Изольдой, несколько месяцев с каким-то мужиком сожительствовала, а теперь снова в царской постели матрац греет. Они предлагают проверить Изольду на последнем достижении современной техники, детекторе лжи средневекового образца - испытании калёным железом. Марк предлагает Изольде заняться этим занимательным мазохизмом, и она соглашается, так как её наговоры баронов уже откровенно замучили, притом поручителями её чести будет не кто иной, как звезда международного масштаба, мечта стройных девиц и раздобревших матрон, секс-символ последних 3 веков, он же король Артур, а также несколько его пэров. Представление назначается через 10 дней, и билеты на него разлетаются как горячие пирожки с котятами.

Изольда же посылает своего мальчика на побегушках ПЕриНИСа передать привет Тристану, а также попросить его быть неподалёку в день проверки, притом где-нибудь переодевшись в стильный костюм бомжа, Тристан соглашается; ПЕриНИС же на обратном пути натыкается на того самого лесника, который сдал в своё время конспиративную квартиру Тристана и Изольды одному из бара(о)нов, и на радостях юноша случайно закалывает доносчика и, вероятно, желая донести того до поликлиники, также случайно роняет того в волчью яму, наполненную кольями.

Спустя десяток дней на берегу острова, на котором будет происходить неприятная, но необходимая процедура, собираются обе стороны - Марк со свитой и Артур, окружённый пэрами и воздыхательницами; как назло как раз в этот момент у матросов кончаются трапы, и чтобы сойти на берег Изольде приходится попросить одного паломника, стоящего и глазеющего на берегу, взять её на руки с корабля и донести до берега; что Тристан, одетый в костюм бомжа из последней коллекции весна-лето от Пуччи и Гиббона, и делает, никем, кроме Изольды, не узнанный. Когда начинается обряд, Изольда клянётся, что к её телу никто не прикасался, кроме её возлюбленного мужа Марка и ещё того паломника, вообще-то Тристана, после чего она хватает рукой раскалённый на огне слиток железа, проходит 10 шагов и бросает его вниз, уронив на сидящего внизу любопытного зрителя. отчего в воздухе начинает пахнуть жжёным мясцом; после произошедшего на руках Изольды не остаётся ни ожога, и все признают, что она сказала правду, значит, честь её обелена (они не знали про такой хороший материал, как асбест), все возвращаются по домам, недовольные хеппи-эндом.

Тем временем в свою очередь зуд проявился у Тристана, правда, в другом месте, где-то с левой стороны груди, и он привычными дырами в заборах и через огороды пробирается к царской светёлке, где регулярно встречается и строит животное о двух спинах с Изольдой, каждый раз беспрепятственно скрываясь из царского сада, напоровшись по дороге на несколько капканов, расставленных королём для защиты от бездомных драконов. Однако через некоторое время бароны начинают что-то подозревать, жалуются Марку, но тот и не хочет из слушать, тогда они по совету постоянно натыкающегося на Тристана с Изольдой садовника решают одного из них закрыть в чердаке царской спальной, чтобы оттуда заниматься вуайерзимом, подглядывая за свиданиями парочки, радостная возможность выпадает барону ГОНДОиНУ; Тристан же на следующий день, которого, видимо, ранним утром разбудила визжащая под окном сигнализация чьей-то машины, отправляется к Изольде чуть пораньше и по дороге видит скачущего к вожделенному чердаку ГОНДОиНА, решает прикончить его, однако потом видит скачущего неподалёку же Ди-этилена (Деноалена), которому он и отрубает голову своим мечом из своей природной склонности к жестокости. Прибыв в сад, он встречается с Изольдой, которая замечает гнусного извращенца ГОНДОиНА, и просит Тристана «показать его талант стрелка», после чего Тристан не задумываясь направляет свой эпический лук, снабжённый оптическим прицелом и глушителем, и попадает увлечённо подглядывающему барону стрелой прямо в глаз, не попортив зверьку шкурки. После чего пара уговаривается в 47ой уже раз наконец расстаться, Тристан напоминает Изольде об опознавательном знаке - кольце - и, к счастью, всё-таки покидает остров Марка.

Во время своих странствий Тристан служит у герцога Жилена, у которого в награду за убийство некого великана (уж не Пантагрюэля ли, гад, укокошил?) получает собачку-мутанта психоделической расцветки с милым именем Пти-Хрень (Пти-Крю), полученную герцогом как прощальный подарок от одной из прошлых пассий - феи, которая поставляется в комплекте с волшебной погремушкой на шее, стоит которой позвенеть и погладить животное, как все невзгоды и горести забывались (вот такие вот необычные свойства необычной же собачки и погремушки; кстати, очень похоже на состояние наркотической эйфории). Награду Тристан посылает Изольде, которая, поигравшись некоторое время с цацкой и зверем, бросает в воду сначала уникальную погремушку, стоящую не менее состояния на антикварных аукционах, говоря, что если Тристан отказался в её пользу от успокоения от несчастий, то и она откажется, а вслед хочет отправить и собачку, но потом жалеет существо.

Гастролируя по миру в качестве заезжего скомороха и героя на один час, Тристан совершает множество подвигов, в том числе, оказавшись в Бретани, он сдруживается с Валокордином (Каэрдином), сыном местного короля Хоэля, на замок которого напал вероломный Равиолль (Риоль), желающий взять в жёны дочь Хоэля, тёзку возлюбленной Тристана, Изольду, прозванную, чтобы не путать, в отличие от жены Марка, белоКУРой Изольды, Изольдой белоРУКой (ага, и никто, конечно же, не путался!). Тристан, пробравшись в замок через канализационные ходы вместе с Валокордином, совершает дерзкие ночные налёты на обозы Равиолля, через некоторое же время героически дерётся вместе с армией Хоэля против армии агрессора, разбивая её в пух и прах. В благодарность за Тристана выдают умелицу, мастерицу, студентку и комсомолку белоРУКую Изольду, однако тот срамит мужскую честь, ни в первую, ни в последующие ночи не касаясь супруги, жалко отмазываясь обетами безбрачия. Лишь Валокордину, своему наперснику (красивое слово, прямо чем-то древнегреческим и переводом Жуковского с Гнедичем попахивает!) Тристан рассказывает от начала всю свою скорбную историю, приправляя её небылицами и анекдотами, чтобы друг не помер от скуки, как вы, те, кто читает эту историю сейчас, уважаемые венерики и подагрики (а, это не Рабле? пардон). Каэрдин решает, что негоже себя ведёт коварный Тристан, подло и низко обманувший надежды сестры его, Изольды, после чего он хватает в охапку измученного депрессией Тристана и везёт его в Тинтагель, столицу и резиденцию короля Марка, предварительно послав торговца Дынюса (Динаса) с яшмовым кольцом к Изольде, которая, приметив колечко, передала через купчину Тристану план дворца и расписание экскурсий королевского кортежа на ближайший месяц со всеми остановками. В Тинтагеле и его окрестностях Тристан и Валокордин пытаются тайно навязать интимные отношения Изольде, охраняемой единственным выжившим из четырёх злодеев баронов, Андрюшей (Андретом), которая, прочитав о женитьбе Тристана на другой Изольде из светской хроники в газете «Авалон Таймс», посылает Тристана на все четыре стороны света, но, поняв, что зря ревновала, начинает носить власяницу (что-то вроде бронежилета, но только одевается на голое тело и колется, как ёжик, страдающий облысением). Тристан грустит, а затем, прикинувшись юродивым и, вдохновившись любовным сумасшествием Дона Кихота, сам притворно сходит с ума и, переодевшись в ставший уже привычным костюм бомжа и измазав физиономию гримом, отправляется в Тинтагель, где, бессовестно пользуясь положением юродивого, злоупотребляет служебными полномочиями и приходит прямо во дворец, где говорит, не моргнув глазом, королю про то, что он и есть Тристан, что он и Изольду, и чуть ли не маму её на …карусели вертел, однако все, в том числе присутствующие бароны и Изольда, отказываются принимать юродивого за Тристана. Лишь старый мешок с блохами, Хюсден, узнаёт хозяина, а Тристан некоторое время после продолжает наведываться, никем не узнанный, в спальню королевны, которая узнаёт его и, после некоторых нравственных колебаний и проверок Тристана на подлинность при помощи анализа ДНК, отдаётся в его загребущие руки. Однако через некоторое время, видимо, Тристану наскучивает опять Изольда белоКУРая и, дабы внести разнообразие в личную жизнь, он бросает костюм юродивого и возвращается в Бретань к законной жене, белоРУКой Изольде, с которой, однако, продолжает злостно не выполнять супружеский долг.

Вернувшись в свой замок, Тристан отправляется на помощь Валокордину, который в таверне по пьяным глазам схватывается с бароном Бедалисовым (Бедалис), побивает семерых одним махом, однако получает удар отравленным копьём в состоявшейся поножовщине и начинает хиреть не по дням, а по часам. Зная, что вылечить его от опасного вируса, занесённого непродезинфицированным копьём, сможет только опытный фармацевт Изольда белоКУРая, Тристан за ней посылает Валокордина, снабдив кольцом, однако просьбу подслушивает через стенку, видимо, владеющая шпионскими жучками законная жена Тристана и загорается подобно напалму ревностью. Валокордин похищает вышедшую погулять на лужок Изольду, убивая веслом охранявшего королеву последнего (остальные уже кончились) из злодеев баронов, Андрюшу. На пути корабль Валокордина захватывает буря, и корабль с трудом приплывает к дому Тристана (да, прямо туда, хотя вдоль береговой линии категорически запрещено строить замки, так как это чревато обвалами и постепенным переездом замка на дно морское), а на мачте корабля висит, как в мифе о Тесее, белый парус, а не чёрный, что значит, что Изольда на борту; однако по-прежнему не нашедшая огнетушителя для своей ревности белоРУКая Изольда уверяет уже одевающего лыжи, чтобы двинуть их, Тристана, что парус чёрен (возможно, виноват банальный дальтонизм). Тристан от огорчения резко двигает лыжи, даёт дуба, играет в ящик, а закончив эти бессмысленные занятия, спокойной, но в мучениях умирает. Изольда белоРУКая огорчена, но больше огорчена Изольда белоКУРая, которая ложится прямо на глазах законной жены в постель к мертвецу и отправляется в том же направлении, что и он - видимо, в ад. Трупы кладут по приказу приплывшего сразу по получении радостной телеграммы гробы из драгкамней, оплачивается что, разумеется, из казны; но хоронят по отдельности, но на утро выясняется, что какой-то забавник посадил в могиле Тристана терновник-мутант, который перегибался на стоящую на большом расстоянии могилу Изольды в поисках новых минералов (разлагающегося Тристана растению, определённо, не хватало), однако трижды вызванный садовник с секатором, обрезавший растение, ничего не мог поделать - терновник вырастал за одну ночь. Марк, оценивший редкий ботанический вид растения, запретил срезать мутанта.

15. Роман Кретьен де Труа «Ивейн, или рыцарь со львом»

Кретьен де Труа – поэт второй половины XII века, живший долгое время при дворе Марии Шампанской. Создатель артуровского романа, давший лучшие образцы этого жанра. Использовал кельтские сказания как сырой материал, вкладывал совершенно другой смысл. Сюжеты его многочисленных произведений прочно вошли в арсенал ев­ропейской словесности. Рамка артуровского двора послужила ему лишь декорацией, на фоне которой он развертывал картины жизни вполне современного ему рыцарского общества, ставя и разрешая существенные вопросы того времени. Поэтому проблематика стоит выше увлекательных приключений. Известные произведения: «Эрек и Энида», «Ланселот, или рыцарь телеги», «Ивейн, или рыцарь со львом».

«Ивейн, или Рыцарь со львом». Сюжет и герои романа связывают его с британским циклом о короле Артуре, сенешале Кее, королеве Геньевре, рыцарях Ивейне, Ланселоте и других. Важной при­метой того мира, в котором живут и действуют герои, является переплетение реа­листических и фантастических элементов. По описанию турниров, многолюдных охот, осад можно составить представление о быте обитателей средневековых городов и замков, его праздничности; вместе с тем чудесное встречается в романе на каждом шагу (вся природа заколдована и населена загадочными существами) и, передается через будничное, обыденное. Мир, созданный фантазией Кретьена де Труа, - воплощение рыцарственности, и действия героев, живущих в этом мире, направлены на совершение подвига, «авантюры». При этом не любовь толкает рыцаря на «авантюру», хотя любовь к даме играет в романе очень большую роль, ибо способность к любви - непременное качество настоящего рыцаря, - им движет страсть к приключениям, в ходе которых он оттачивает воинское мастерство, вос­питывает волю, демонстрирует мужество. В то же время в романе «Ивейн» Кретьен показал, что сам по себе подвиг бессмыслен, что «авантюры» непременно должны быть внутренне исполнены смысла, целенаправленны: это защита оклеветанной дамы, спасение родственников друга, избавление от костра девушки. Благородство и самоотречение Ивейна иносказательно подчеркнуто в романе его дружбой со львом, царем зверей, спасение которого является определяющим в формировании характера героя. И показательно, что не воинские свершения, а полезные целена­правленные действия приводят героя к нравственному совершенству, делая его истинным рыцарем, не только смелым и ловким, но и обладающим душевной широтой и благородством.

Сюжет развивается стремительно, события происходят последовательно. Усложненная линейная композиция. Это значит, что, например, на пире Артура Калогренан рассказывает о том, что произошло ранее, о событиях прошлого. Но таких эпизодов в романе немного, в целом все происходит друг за другом.

Следует обратить внимание на особенность конфликта, характерную для рыцарского романа. Сталкиваются любовь и долг. Кретьен ставит вопрос: совместима ли любовь с рыцарскими подвигами. Как видно, возникают проблемы. С одной стороны, Лондина отпускает супруга в странствия. Но дает ему ровно год, ни днем больше или она его разлюбит. С другой стороны, на Ивейна действуют его друзья, Гавэйн, который легко расстался с полюбившейся Люнеттой. Но Ивейн проходит через все трудности и в конце концов он вознагражден – он прославленный рыцарь, и жена его прощает. Это означает, что рыцарь без подвига – ничто, но подвиги должны быть стоящими. Не как у кузена Ивейна Калогренана, который из праздного любопытства навлек на себя неприятности, а как у Ивейна, который заступался за нуждающихся.

В этом романе Кретьен продолжает ту концепцию любви, что начал в «Эреке и Эниде», но там восторжествовала любовь как простое человеческое чувство, лишенное куртуазности. Здесь Кретьен пошел дальше, он идет на компромисс – нужны и подвиги и любовь. Куртуазность должна выражаться не в завоевании сердца прекрасной дамы. Одно дело – возлюбленная, другое дело – подвиги. Подвиги должны иметь смысл и быть наполнены доблестью, благородством. Ивейн безутешен, когда его любовь отрекается от него. Но он видит свою вину и не пытается вернуть расположение возлюбленной, совершая геройства. Напротив, он странствует инкогнито, скрывая свое настоящее имя, потому что стыдится своего проступка.

В романе «Тристан и Изольда» сталкиваются проблемы любви и морали. Тристан не хочет сквернить своего дядю Марка, но он не может и противиться силе любовного напитка. Если бы не напиток – не было бы и любви. В романе «Ивейн, или рыцарь со львом» также сталкиваются проблемы любви и долга, но здесь нет кого-то третьего, т.е. Ивейну нужно просто выбрать: подвиги или любовь? Здесь нет такой трагичности, хотя порой И. и попадает в неприятности, все-таки нет такой безысходности, как в «Тристане и Изольде». И когда Ивейн говорит Люнетте, когда та сидит в часовенке, чтобы быть сожженной на костре, что он самый несчастный человек на свете, звучит это не очень убедительно.

Краткое содержание романа:

Пир в палатах короля Артура. Все выпили, Артур хочет идти спать, жена его не пускает – гости все-таки – он засыпает прямо за столом. Королеву тут же окружает мужское общество, чтобы развлечь ее разговорами. Выделяются следущие: Калогренан(не надо спрашивать, от каких двух слов…), Ивейн (его кузен), Гавэйн (тоже рыцарь, лучший друг Ивейна) и Сагремор, Кей-сенешаль (это один человек, в дальнейшем просто Кей). Калогренан почему-то решил поведать о своем позоре. Рассказывает историю о том, как в погоне за приключениями прискакал в Броселиандский лес, где сначала заночевал в замке у радушного хозяина и его красивой дочки, потом встретил великана-пастуха, который ему рассказал, что в лесу есть чудесный родник. Под вековой сосной стоит часовенка, кипит ледяной родник, и если снять с сосны золотой ковшик и полить из родника камень (там же) начнется Армагеддон – буря, деревья с корнем и т.д. Калогренан не будь дураком поскакал к сосне, началась буря, он рад был, что жив остался… и тут прискакал рыцарь. Грязно выругался, и надавал Калогренану по шее. Т.е. они сразились, рыцарь сбил К. с коня, забрал животину и доспехи. Калогренан кончил свой рассказ, королева его похвалила, Артур протрезвел и проснулся, Кей начал насмехаться, Ивейн решил отомстить за кузена. И пока Артур собирал свиту, чтобы тронуться в путь, прошло где-то треть романа. И. боялся, что кто-то другой победит обидчика К. и потому спешил, как мог. Лес – замок – пастух – ручей – буря – рыцарь – поединок («Ивэйн мечом ударил так, Что в мозге меч, как будто в тесте, Лоб рассечен со шлемом вместе. Мозг на доспехах, словно грязь».) Но противник умер не сразу – конь понес его в его замок. И. за ним – ему нужны доказ-ва отмщения. В замке – дверь-секира, которая разрубает пополам коня И. и лишает его сапоги шпор. Сам он жив, но взаперти. Ждет смерти. Появляется девушка, как выяснилось, она знает И. и благодарна ему за то, что он защищал ее, когда она только начинала свою придворную карьеру. Дает ему кольцо-невидимку, прячет у себя в спальне на кровати (никакой грязи). И. долго ищут, безуспешно, мимо него проносят покойника (Эскладоса – назван 1 раз), он видит то ли вдову, то ли невесту убитого и влюбляется в нее. Девушку-спасительницу зовут Люнетта, она видит чувства И. и говорит с госпожой (по ходу Лондина де Лондюк, о чем тоже упом. 1 раз) по поводу того, что той нужен защитник. Она прощает И., потому что понимает, что тот защищался, да и о доблести его ходят легенды. Женятся. Тут Артур-таки доезжает до ручья, на бурю прибегает уже И. и сражается с насмешником-Кеем. Все счастливы, пир. Но тут Гавэйн подстрекает И. покинуть жену, чтобы не киснуть – он же рыцарь! Жена отпускает И., но ровно на один год, день в день, иначе, говорит, все. Тот, понятно, не успевает, вспоминает о дате постфактум. (должен был вернуться 27 декабря, вспоминает в августе). Тут приходит посланница от госпожи – все, конец. И. сходит с ума, бродит по лесам, ест сырое мясо. Однажды кто-то из его знакомых дам находит его в лесу голого в беспамятстве. Мажет бальзамом, И. снова адекватен. Он видит сражение льва и змея и, решив, что «преступен тот, кто ядовит» убивает змея. Лев с тех пор с ним. И. приходит на родник, вдруг лишается чувств, падает, сверху меч – рассекает кольчугу и чуть-чуть ранит И. Лев решил, что И. умер, вытаскивает зубами меч из раны, втыкает в сосну и хочет с разбегу покончить жизнь самоубийством. Слава Богу, пока лев буксовал, И. очухался. И определил, что в часовенке сидит Люнетта, которую его женушка обвинила в измене. В день, когда Л. сажали на костер, И. и его лев раскидали трех ее обидчиков и удалились. Оба были ранены, их лечили в каком-то замке, куда И. притащил на руках льва. Потом странствовали, И. совершил много подвигов, как-то: защитили даму и вернул ей владения, но отказался от замужества, спас родня Гавейна от великана. Слава о «рыцаре со львом» по всей Бретани. Потом случилось так, что к А. обратились две сестры, у которых умер отец – делили наследство. Старшая взяла себе в защитники Гавэйна и хотела забрать все. Младшая пошла искать «рыцаря со львом» (никто не знал, что это И.) По дороге он совершил еще один подвиг, освободив девушек-пленниц проклятого замка от двух «сатанаилов» и чертей. Гавэйн и И. сразились, бились сутки на равных, потом И. попросил Г. назвать его имя, и услышав, что это его лучший друг, бросил оружие. Они долго выясняли, кто же победил. А дело рассудил Артур, спросив «Где же та обманщица, которая хочет отобрать наследство у сестры?» Старшая откликнулась, король ее уличил во лжи. Но И. не остается у Артура, идет к роднику, с горя поливает камень из ковшика. В замке дрожит от страха его возлюбленная, от страха же клянется Люнетте, что простит рыцаря со львом, у которого проблемы «с какой-то дамой», если тот защит ее. Л. бежит за Ивейном, госпожа в бешенстве, но она поклялась, поэтому пришлось простить. Хэппи Энд.(я читала с lib.ru, там перевод Микушевича, написан четырехстопным ямбом, очень простым языком – аки гибрид сказок Пушкина и Сказа про Федота-Стрельца Филатова)

ВОЗРОЖДЕНИЕ

Похожая информация.

Лекция 13

«Роман о Тристане и Изольде»: история и варианты; особенности поэтики «Романа о Тристане» по сравнению с классическим артуровским романом; изменение функции фантастики в романе; уникальность основного конфликта; особенности концепции любви в «Романе о Тристане»; Двойственность авторских оценок отношений Тристана и Изольды.

Первая проблема, с которой мы сталкиваемся при анализе романа – его генезис. Есть две теории: первая исходит из наличия недошедшего до нас романа-первоисточника, породившего известные нам варианты. Вторая утверждает самостоятельность этих вариантов, самые известные из которых – французские романы Тома и Береоле, дошедшие во фрагментах, и немецкий – Готфрилд Страсбургского. Научные рекомендации романа-прототипа осуществлена в конце XIX в. французским медиевистом Ш.Бедье, и она в итоге оказалась не только самым полным, но и художественно совершенным вариантом.

Особенности поэтики «Романа о Тристане и Изольде» (по сравнению с артуровским романом): 1) изменение функции фантастики; 2) необычность основного конфликта; 3) изменение концепции любви.

Изменение функции фантастики проявилось в переосмыслении таких традиционных для артуровского романа персонажей, как великан и дракон. В «Романе о Тристане» - великан – это не дикий гигант из лесной чащи, похищающий красавиц, а вельможа, брат ирландской королевы, занятый сбором дани с побежденных. Дракон тоже меняет свое привычное (отдаленное и таинственное) пространство, вторгаясь в гущу городской жизни: он появляется в виду порта, у городских ворот. Смысл подобного перемещения фантастических персонажей в пространство повседневности может быть понят двояко: 1) так подчеркивается хрупкость и ненадежность реальности, в которой существуют персонажи романа; 2) укоренение фантастических существ в повседневности по контрасту оттеняет исключительность человеческих отношений в этой реальности, в первую очередь – основного конфликта романа.

Этот конфликт полнее всего разработан в варианте Бедье. Он имеет этико-психологическую природу и интерпретируется исследователями либо как коллизия между двумя влюбленными и враждебным им, но единственно возможным, порядком жизни – либо как конфликт в сознании Тристана, колеблющегося между любовью к Изольде и долгом перед королем Марком.

Но точнее было бы сказать, что это конфликт между чувством и чувством, поскольку в лучших, психологически наиболее тонких, вариантах романа Тристана и короля Марка связывает глубокая обоюдная привязанность, не уничтоженная ни обнаружившейся виной Тристана, ни гонениями на него. Благородство и великодушие Марка не только поддерживают это чувство, но и обостряют у Тристана – по контрасту – невыносимое для него сознание собственной низости. Чтобы избавиться от него, Тристан вынужден вернуть Изольду королю Марку. В артуровском романе (даже у Кретьена, не говоря уже о его последователях) конфликт такой напряженности и глубины был невозможен. В «Романе о Тристане» он стал следствием изменившейся концепции любви, весьма далекой от классической куртуазии. Отличие состоит в следующем: 1) любовь Тристана и Изольды порождена не естественным для куртуазии способом («лучом любви», исходящим из глаз дамы), а колдовским зельем; 2) любовь Тристана и Изольды противопоставляет их нормальному порядку природы: солнце для них враг, а жизнь возможна только там, где его нет («в стране живых, где никогда не бывает солнца»). Трудно найти что-нибудь более далекое от устойчивого мотива кансоны – сравнение красоты дамы с солнечным светом; 3) любовь Тристана и Изольды изгоняет их из человеческого общества, превращая королеву и престолонаследника в дикарей (эпизод в лесу Моруа), тогда как цель куртуазной любви - цивилизовать грубого воина.

Оценка этой любви авторами двойственна во всех вариантах романа. Эта двойственность заставляет вспомнить об отмененной ранее особенности средневекового менталитета. С одной стороны, любовь Тристана и Изольды преступна и греховна, но в то же время она своей самоотверженностью, безоглядностью и силой близка к идеалу христианской любви, провозглашенному в Нагорной проповеди. Эти две оценки, как и в случае с Роландом, не могут быть ни примирены, ни согласованы.

4. РОМАНЫ О ТРИСТАНЕ И ИЗОЛЬДЕ БЕРУЛЯ И ТОМА.
ПОЛЕМИКА С НИМИ В ТВОРЧЕСТВЕ КРЕТЬЕНА ДЕ ТРУА

Стихотворный роман о Тристане и Изольде сохранился, как известно, в виде неполных вариантов, принадлежащих перу нормандских труверов Беруля и Тома, а также двух небольших поэм — бернской и оксфордской редакций «Тристана юродивого». Кроме того, сохранились лиро-эпическое «Лэ о жимолости» Марии Французской и позднейший прозаический роман о Тристане.

Поскольку вариант Беруля более архаичен, но вместе с тем некоторые упоминаемые в нем реалии не существовали ранее 1191 г., и, следовательно, хотя бы часть текста Беруля написана уже после явно менее архаического варианта То"ма (созданного где-то в 70-х или 80-х годах), то возникла гипотеза о существовании двух авторов для различных частей рукописи, приписываемой Берулю (в первой части больше связи с фольклорной традицией и с chansons de geste, во второй — больше книжности, более индивидуализированы рифмы, больше эстетической утонченности; между частями имеются сюжетные противоречия, см.: Райно де Лаж, 1968); гипотеза эта, однако, не завоевала признания. Еще более архаический французский вариант восстанавливается на основании сохранившегося немецкого перевода Эйльхарта фон Оберге, а неполный текст Тома реконструируется с помощью немецкого — правда, весьма творческого— переложения, сделанного в начале XIII в. Готфридом Страсбургским, и норвежской саги о Тристраме и Исонде (20-е годы XIII в.), также восходящей к Тома. Тома упоминает некоего Брери как знатока сказания о Тристане, и, по-видимому, о том же Брери (Bledhericus, Bleheris) говорят Жиро де Барри в «Описании Камбрии» и один из продолжателей кретьеновской «Повести о Граале»; не исключено, что Брери был двуязычным кельтско-французским рассказчиком и что его не дошедшая до нас версия была на грани фольклора и литературы, на переходе от кельтской саги к французскому роману. Реконструируя французский «архетип», к которому можно было бы возвести все основные варианты, Ж. Бедье опирается главным образом на текст Беруля, а Шепперле — на Эйльхарта фон Оберге, но оба привлекают и другие материалы, в частности бодее позднюю прозаическую версию.

Со времени Ж. Бедье, как мы знаем, принято противопоставлять «общую версию» и «куртуазную», относя к первой Беруля, французский источник Эйльхарта и бернского «юродивого Тристана», а ко второй — Тома (и Готфрида), а также оксфордского «Тристана юродивого». Однако это привычное деление признается далеко не всеми. Например, П. Жонен находит у" Беруля гораздо больше элементов куртуазности, чем у Тома, а у Тома — некоторые явные антикуртуазные черты (Жонен, 1958), Э. Кёлер и X. Вебер (Кёлер, 1966; Вебер 1976) видят в Тома выразителя не куртуазной, а «буржуазной» точки зрения. Для наших целей (сравнительно-типологических) роман о Тристане и Изольде интересен прежде всего как целое, ибо вся совокупность вариантов представляет ранний этап развития бретонского и вообще куртуазного романа. По ходу дела следует оговориться, что я под куртуазным романом (синоним рыцарского романа) понимаю нечто более широкое, чем произведения, строго выражающие куртуазную доктрину трубадуров или Андрея Капеллана. Авторы куртуазных романов могут отклоняться от этой доктрины, спорить с ней или ее сильно модифицировать, но оставаться при этом авторами куртуазных романов, представителями куртуазной литературы. Более того, следует признать, что художественные достижения, куртуазного романа, имеющие подлинное общечеловеческое звучание, связаны с выходом за-рамки собственно куртуазной доктрины; они либо еще не выразили ее со всей полнотой и точностью, не сумели подчинить ей традиционный сюжет (романы о Тристане и Изольде), либо уже переросли ее, поняв ее ограниченность и недостаточность («Повесть о Граале» Кретьена де Труа). Кроме того, собственно куртуазные концепции вроде провансальской fin"amors вырабатывались в связи с поэтической практикой лирических поэтов и применялись в быту в виде светских игр, условного этикета и т. п., но, перенесенные на эпический простор романа, они не могли не обнаружить в той или иной мере свою известную утопичность, не натолкнуться на непредвиденные противоречия, на необходимость дополнения и изменения самой этой доктрины. Сказанное, однако, не должно умалять значения куртуазных концепций для развития, романной проблематики, элементов психологического анализа и т. д. (см. выше о средневековых теориях любви как идеологической предпосылке куртуазной литературы). Возвращаясь к романам о Тристане и Изольде, я хотел бы прежде всего сказать, что здесь традиционный сюжет известным образом доминирует над его интерпретацией в той или иной версии, что и Беруль и Тома в гораздо большей степени следовали традиционному сюжету, чем Кретьен и некоторые другие более поздние авторы.

Самое замечательное в романах о Тристане и Изольде — это сам их сюжет, непосредственно выражающий чудо индивидуальной любви (метонимизированный или метафоризированный колдовским напитком) как трагической стихии, обнажающей «внутреннего» человека в эпическом герое и разверзающей пропасть между стихией чувств и нормами социального поведения, между личностью и социальной «персоной», личностью и общепринятым необходимым (в его необходимости нет сомнений в романе) социальным порядком.

Так же как и в романах античного цикла (прямое влияние здесь ничтожно — см.: Жонен, 1958, с. 170—175 — в этом смысле романы-о Тристане стоят с ними на одной ступени), любовь рисуется здесь как роковая страсть, как веление судьбы, перед которой человек бессилен, и как разрушительная стихия для любящих и для их окружения. Даже когда эпический герой «строптив» или «неистов» (чего нельзя сказать о сдержанном Тристане), он остается всегда в рамках своей социальной персоны, не вступает в конфликт ни с самим собой, ни с укорененным социальным порядком. Тристан, до того как он испил роковой напиток -и полюбил Изольду, был подлинным и, можно сказать, образцовым эпическим героем — победителем чудовищ (Морхольта и дракона), защитником интересов родной страны, не желающим платить дань врагам, идеальным вассалом своего дяди-короля и его достойным наследником.

Я уже отмечал, что первая (вводная) часть романа имеет характер образцовой "богатырской сказки и представляет собой не позднейшее добавление к ядру сюжета, а ту эпическую сти- хию, из которой сюжет романа постепенно кристаллизовался. Как только Тристан полюбил Изольду, он совершенно переменился, стал рабом своей страсти и невольником своей судьбы.

В дальнейшем все его «подвиги» служат только спасению Изольды и себя, ограждению своих с ней незаконных отношений от слежки любопытных, интриг недоброжелателей, преследования со стороны Марка, короля и законного супруга Изольды. Таков богатырский прыжок Тристана, спасающий его от казни, победа над похитителями Изольды, соглядатаями и т. п. Последнюю, смертельную рану Тристан получает в бою, к которому его принудил Тристан Малый, апеллируя к любви Тристана к Изольде. Во второй (основной) части романа мы видим Тристана не столько с мечом как доблестного рыцаря в сражениях и поединках, сколько в качестве участника хитроумных «новеллистических» проделок ради устройства свидания с Изольдой или введения в заблуждение Марка, причем не раз в различных шутовских обличьях (прокаженный, нищий, безумец), служащих маскировкой. Враждебные Тристану придворные и вассалы короля встречают бескомпромиссный отпор со стороны Тристана и описаны с известной антипатией со стороны повествователя, но к Марку Тристан и Изольда, хотя и обманывают его постоянно, испытывают известный пиетет, Марк, в свою очередь, любит не только Изольду, но и Тристана, рад возможности быть к ним снисходительным, готов им сдова доверять, но вынужден считаться с окружением, которое как бы стоит на страже его чести.

Тристан и Изольда признают незыблемость своих социальных статусов и нисколько не покушаются на социальный порядок, как таковой. С другой стороны, они не испытывают и раскаяния как грешники перед богом, поскольку зло само" по себе не входит в их намерения (упор на субъективное намерение в оценке греха характерен для большей терпимости XII в.), и; они чувствуют себя подчиненными высшей силе (о трактовке-греха и раскаяния в романе см.: Пайен, 1967, с. 330—360). При этом не только добрый отшельник Огрин сочувствует грешникам (в версии Беруля), но и «божий суд» склоняется в их пользу, несмотря на всю двусмысленность клятвы Изольды.

Таким образом, торжествует концепция любви как роковой и разрушительной силы, по отношению к которой основные-действующие лица, т. е. Тристан, Изольда, Марк, а также жена Тристана, Изольда Белорукая, являются жертвами. То, что-здесь рисуется именно трагедия индивидуальной страсти, подчеркивается как раз неудачной женитьбой Тристана: совпадение имен Изольды Белокурой и Изольды Белорукой в сочетании с невозможностью для Тристана забыть в объятиях жены свок любовницу и даже выполнять свои супружеские обязанности — все это указывает на безнадежность замены при наличии такою индивидуальной страсти. Несовместимость страсти с субстанциональными условиями жизни, ее действие как хаотической силы, разрушающей социальный космос, имеет естественным следствием трагическую гибель страдающих героев; только в смерти; они могут соединиться окончательно.

Вторая, чисто «романная» часть повествования представляет прямую антитезу первой — эпической; нет места для их синтеза.

Из сказанного вполне очевиден смысл самого сюжета независимо от дополнительных штрихов того или иного варианта.. В -античной «триаде» тенденции к изображению трагических: страстей только оттеняли те или иные эпизоды классических; античных эпических сюжетов, а здесь сам сюжет составил главный уровень выражения. Чтобы изменить основной смысл романа, нужно было"изменить достаточно существенно его сюжетный остов, этого не сделали ни Беруль, ни Тома; на экспериментальную ломку сюжета ради изменения всего смысла решился впоследствии Кретьен де Труа.

Сюжет Тристана и Изольды, как мы знаем, -имеет специфические кельтские корни, в его кельтских прототипах уже имели место «треугольник» (с акцентом на противопоставление старого» короля и молодого любовника) и любовная магия, фатально» подчиняющая героя, но там не было. еще изображения чувств; и конфликта душевной жизни человека с социальным контекстом его жизни. Мы не можем поэтому исключить дополнительного влияния любовной лирики, в которой раньше, чем в романе, произошло открытие «внутреннего человека». Обращает нш себя внимание и сходная общая ситуация в романе о Тристане-и Изольде и в провансальской лирике, где высокая любовь, как, правило, адресовалась чужой жене, чаще всего жене высокопоставленного лица, иногда сюзерена рыцаря-поэта.

Нам известна теория Дени де Ружмона (см.: Ружмон, 1956) "О том, что сюжет Тристана и Изольды есть куртуазный миф, иллюстрирующий нарочитую, экзальтированную любовь-страдание трубадуров, якобы скрывающую -тайное тяготение к смерти; меч, лежащий в лесу между Тристаном и Изольдой, по мнению Ружмона,— запрет на реальность любви. (Имеется попытка другого автора в духе куртуазного assag, т. е. своеобразного ри-.туала невинных объятий е дамой, трактовать и отношения Тристана со второй Изольдой, см.: Пайен, 1967, с. 360.) Элементы куртуазности в самом сюжете видит и В. М. " Козовой, частично следующий за Ружмоном в своей в целом прекрасной вступительной статье к советскому изданию знаменитой компиляции Ж. Бедье (Козовой, 1967). Между тем Ружмон не только напрасно связывает куртуазную поэзию трубадуров с дуализмом катаров; он затушевывает черты радости в мироощущении трубадуров и приписывает им концепцию любви-смерти, которая характерна не для трубадуров, а для более ранней арабской лирики, вряд ли влиявшей на «Тристана и Изольду» (романическая поэма «Вис и Рамин» Гургани, в которой Ценкер и Галлэ видели источник «Тристана и Изольды», также совершенно лишена этих пессимистических нот).

В отличие от поэзии трубадуров ни о каком воздержании в -отношениях с дамой в «Тристане и. Изольде» нет и речи, и эпизод с мечом, лежащим между ними, следует отнести к реликтовой сфере (может быть, к мотиву Тристана — заместителя в сватовстве; ср. Зигфрида в «Нибелунгах»). Тристан в противоположность куртуазным нормам воздерживается в отношениях с женой и не воздерживается в отношениях с возлюбленной, правда, платоническая сублимация у ранних трубадуров была не столь явной, но зато и сама куртуазная доктрина еще не.вполне утвердилась. Некоторая аналогия между ранними трубадурами и «Тристаном и Изольдой» возможна, но и такая аналогия скорее является не плодом влияния, а отражением общей ситуации — эмансипации любовного чувства вне брака, кото-рыи был обычно плодом различных «феодальных» расчетов. Са-мо изображение любви как стихийной силы, сугубо асоциальной, ведущей к трагедийным конфликтам, совершенно чуждо куртуазной доктрине с ее представлением о цивилизующей и социализующей роли любовного служения даме. Известная наивность в изображении только что открытого чуда индивидуальной страсти составляет особую прелесть истории Тристана и П. Жонен (Жонен, 1958) сделал попытку выделить из «общей версии», гипотетически близкой к «прототипу» (если таковои вообще существовал), текст Беруля, противопоставив его. оильхарту фон Оберге, вернее, несохранившемуся французскому оригиналу, с которого последним был сделан немецкий перевод. по мнению Жонена, Беруль не только следует традиции, но и воспроизводит непосредственно нравы и обычаи своего времени, например нормы божьих судов и статус деревни прокаженных (ср. предположение П. Ле Жантиля об отражении Берулем громких адюльтерных скандалов XII в.; см.: Ле Жантиль,. 1953—1954, с. 117); в отличие от Эйльхарта он уделяет неко-.торое место описанию чувств, изображает Изольду не пассивной сообщницей Тристана, а яркой личностью, все время проявляющей инициативу; на контрастном фоне жестокого преследования? влюбленных мелькают светлые картины охоты, игр и праздников, на которых Изольда пользуется всеобщим почитанием.. В этом П. Жонен даже видит известную «куртуазность» версии; Беруля. Однако в действительности проявления куртуазности Беруля очень трудно уловимы, чтобы говорить о них всерьез..

П. Нобль правильно отмечает, что неизбежные элементы «кур-туазности» проявляются только в артуровских эпизодах (смл Нобль, 1969; ср. также: Михайлов, 1976, I, с. 676—677). В этой связи отметим и попытку найти какие-то черточки куртуазно-сти у Эйльхарта (см.: Фурье, 1960, с. 38).

У Беруля как раз очень ярко выступают эпические мотивы-(окружающие Марка бароны и их взаимоотношения с королем прямо напоминают. атмосферу chansons de geste); у него, как: и у Эйльхарта, много второстепенных персонажей и эпизодов.. Важнейшая черта «общей версии» — придание первостепенного значения любовному напитку как главному источнику роковой любви и вместе с тем ограничение срока его^ действия (у Эйльхарта — четырьмя, а у Беруля - — тремя годами). Когда срок: действия напитка близится к концу, Тристан и Изольда, находящиеся в это время в изгнании в лесу Моруа, начинают ощущать, тяготы лесной жизни, ненормальность своего положения, начинают думать об обиде, нанесенной Марку, испытывают тоску, мечтают восстановить «нормальное» положение, нормальный социальный статус всех участников драмы. Роль советника и отчасти помощника в примирении с Марком исполняет отшельник: Огрин, полный сочувствия к невольным грешникам.

Такое возложение -ответственности на роковой напиток и судьбу -служит мотивировкой негативного освещения образов? придворных, преследующих влюбленных, ссорящих Марка с племянником — наследником Тристаном. Однако снисходительность повествователя к Тристану и Изольде не ослабевает и тогда» когда Изольда -обеляет себя. двусмысленной клятвой пред, «божьим судом» (она была только в объятиях Марка и нищего, который ее перенес через воду,— то был переодетый Тристан), и даже тогда, когда свидания возобновляются. Как бы сами страдания героев продолжают вызывать сочувствие. Беруль, как и Эйльхарт, излагает сюжет как рассказчик, не пытаясь создать его единую, строго непротиворечивую интерпретацию.

Более строгую и, по-видимому, действительно куртуазную по» «своим интенциям интерпретацию сюжета предлагает Тома в своем романе о Тристане.

А. Фурье (Фурье, 1960, с. -2\—ПО) настаивает на историко-географическом «реализме» Тома, который не только вставил историю Тристана в рамку квазиисторической схемы Гальфрида и Васа, но и сохранил историческую географию XII в. и отразил политические отношения Генриха II Плантагенета с кельтскими землями, с Испанией и т. д. Марка он представил английским королем (зато должен был отказаться от Артура, фигурировавшего в версии Беруля). В этом отношении, однако, нет резких различий с Берулем, живо передавшим некоторые особенности быта, обычного права и т. п. Важнее — известное рациональное композиционное упорядочение, устранение некоторых противоречий, освобождение от некоторых второстепенных персонажей и эпизодов, несколько большая забота о правдо- подобии. Основываясь на сохранившейся части текста Тома и его германоязычных перелагателях, можно отметить отказ от фантастического представления Морхольта великаном, от сказочных мотивов ласточек с золотым волосом Изольды и чудесной ладьи, знающей нужный путь, уменьшение роли колдовско-то питья, отказ от ограничения его определенным сроком и изъятие сцен, связанных с «раскаянием» Тристана после окончания. действия напитка (в частности, сцен с Огрином), замену целой труппы преследователей сенешалем Мариадоком, передачу Бранжьене функций возлюбленной Каэрдина и злопамятства по отношению к Тристану, сокращение эпизодов преследования героев и некоторое смягчение их жестокости, сокращение числа возвращений Тристана в Корнуэльс (опущен «Тристан юродивый»).

Сокращая некоторые эпизоды и упорядочивая композицию, Тома внес очень мало дополнительных мотивов. Важнейшие — трот любви, в котором любовники жили в изгнании, и зала со статуями Изольды и Бранжьены, выстроенная Тристаном, жогда он расстался с Изольдой. Эти мотивы непосредственно связаны с новой интерпретацией Тома. Тома почти совсем исключает внешние описания быта, празднеств, охоты и т. п., но зато надстраивает над чисто сюжетным планом «психологический» уровень любовной риторики и элементов анализа душевных переживаний в форме внутренних монологов действующих лиц, в первую очередь самого Тристана. Самоанализ Тристана дополняется анализом от имени автора. В сотнях стихов описываются колебания Тристана перед женитьбой и угрызения совести после женитьбы. Тома умеет описать душевные колебания и внутреннюю противоречивость, даже парадоксальность некоторых чувств, в частности смешения любви, ревности, обиды и тоски, которое Тристан испытывает после расставания с Изольдой, или заколдованного круга переживаний в связи с женитьбой Тристана, предпринятой с целью «лечения» любви браком. Тристану кажется, что Изольда забыла его и испытывает наслаждение в браке с Марком; досада и горечь влекут за собой попытку ненависти, которая оказывается столь же мучительной, как и любовь, однако спасительное равнодушие недостижимо. Он как будто влюбляется во вторую Изольду, но лишь из мучительного желания излечиться от любви к первой, однако бегство от скорби только обостряет скорбь, а присутствие второй Изольды снова усиливает любовь к первой и т. д. в том же духе. Дебатируются противоречия между правами любви и общественными ограничениями, жалостью и честью, душой и плотью. Разрыв между сердцем и телом, положение мужчины между двумя женщинами (Тристан между двух Изольд) и женщины между двумя мужчинами (Изольда между Тристаном и Марком) особенно занимают Тома-психолога. Такое развитие элементов психологического анализа специфично для куртуазного романа; сам уровень этого анализа у Тома никак не ниже, чем у Кретьена де Труа.

Тома в значительной мере привержен и самим куртуазным идеалам. Он прославляет любовь Тристана и Изольды. У него имеются намеки на зарождение чувства у героев еще до напитка, образ напитка из метонимического (как у Эйльхарта и Бе-руля) делается метафорическим, превращается в частный символ любовной страсти. Напиток перестает служить оправданием, но это нисколько не ослабляет, а только увеличивает сочувствие героям, чья любовь в значительной мере плод их свободного выбора. Поэтому у Тома нет и речи о раскаянии, а испытываемые героями угрызения совести выражают их чувство вины перед самой любовью. Поэтому жизнь любовников в ле. су трактуется идиллически, в совершенно ином духе, чем у Беруля: живя в лесной глуши, в гроте любви Тристан и Изольда испытывают упоение. Описание грота любви известно нам в основном по пересказу Готфрида Страсбургского (эта часть текста Тома пропала, а в норвежской саге грот только кратко упоминается); еще великаны платили дань таинству любви в этом гроте, а находящееся в центре грота в роли языческого алтаря хрустальное ложе испокон веков освящено служением богини любви. Описание прекрасной лужайки с цветами, источником, пением птиц и тремя липами в центре, вероятно, навеяно образом рая. Язычески одухотворенная любовь Тристана и Изольды рисуется на фоне девственной природы и в гармонии с ней. Когда Тристан и Изольда вынуждены расстаться, то Тристан с помощью великана устанавливает в пещерной зале статуи Изольды и ее подруги Бранжьены и поклоняется статуям, мысленно беседуя со своей отсутствующей возлюбленной.

Подобное обожествление возлюбленной, так же как черты языческого культа любви, несомненно, имеют прямую связь с куртуазной доктриной. В принципе оправдывая любовь Тристана и Изольды как великую страсть, одновременно чувственную» и возвышенную, Тома 6 определенный момент, в связи с расставанием Тристана и Изольды после периода жизни в лесу, разделяет неоплатоническим образом «плоть» и «душу»: теперь Марку принадлежит плоть Изольды, а Тристану — ее душа. Такое разделение отвечает куртуазной «норме». Куртуазная идеология ярко выразилась в эпизоде с Бранжьеной, проклинающей Тристана и своего возлюбленного Каэрдина за мнимую трусость: они якобы убежали от преследования Кариадо и не остановились даже, заклинаемые именем своих дам (на самом деле беглецами были их оруженосцы). Куртуазная любовь определенным образом связана с честью и доблестью. Это проявилось и в последнем поединке Тристана, когда он вышел на бой после обращения к нему как к рыцарю, испытавшему великую любовь.. Имеются и другие мотивы, указывающие на куртуазные влияния: обучение Тристана в детстве наукам и искусствам (игре на роге и арфе), вежество Тристана, ухаживающего за Изольдой (подарки, сочинение песен), и др.

Все эти, несомненно, куртуазные интенции Тома не могут, однако, превратить сюжет Тристана и Изольды в иллюстрацию к куртуазным доктринам, и куртуазная идеализация любви Тристана и Изольды в конечном счете только подчеркивает ее глубокий и безысходный трагизм.

В свое время Ж. Бедье писал, что «произведение Тома в основном представляет собой усилие придворного поэта ввести элегантность и светскую изысканность в -суровую и жестокую легенду» (Бедье, 1905, с. 52—53).

Тома, безусловно, пытался внести и собственно куртуазные идеалы, но сюжет этому сопротивлялся. Сопротивление сюжета и побудило некоторых исследователей прийти к парадоксальному выводу об антикуртуазности Тома. П. Жонен считает противоречащими куртуазным нормам бурные переживания героев, выходящие из-под контроля рассудка, ревность Тристана к Марку и страх Изольды перед мужем, поиски Тристаном другой женщины, вместо того чтобы удовлетвориться любовью издалека к первой Изольде, брань Бранжьены по поводу недостойного адюльтера, излишнюю чувственность героев и свойственное им состояние тревоги (Жонен, 1958, с. 282—326).

X. Вебер подчеркивает, что выражающая куртуазную концепцию «дизъюнкция» любовного томления и любовной реализации (разрыв между «сердцем» и «телом») подается у Тома слишком трагически и ведет к потере радости. За этим, по мнению X. Вебера, скрываются проявление более общего разрыва между «желать» и «мочь» (desir/poeir) и одновременно следствие ненавистного «случая», «судьбы», враждебной свободной-воле" индивида (отсюда делается вывод о- критике со стороны Тома куртуазных теорий с «буржуазных» позиций; см.: Вебер, 1976, с. 35—65). . В действительности позиция Тома просто отражает невозможность подлинно "куртуазной интерпретации более архаического предкуртуазного сюжета без его решительной ломки. Синкретизм чувственной и возвышенной любви, роковой характер любовной страсти, ведущей к страданию и смерти, заложены в самом ядре сюжета и совершенно неустранимы. Уважение к традиционному сюжету, в сущности, способствовало правдивости Тома.

В прекрасной статье. П. Ле Жантиля говорится, что куртуаз-ность не мешает Тома быть реалистом (Ле Жантиль, 1953— 1954, с. 21; ср. о «реализме» Тома: Фурье, 1960, гл. 1). Я бы избегал употребления этого термина в применении к средневековой литературе, но Ле Жантиль прав, подчеркивая объективный результат, к которому приходит Тома. Величие Тома как раз и заключается в том, что отчасти вопреки своим куртуазным идеалам и благодаря доступным ему средствам психологического анализа он сумел глубже Беруля и других раскрыть объективный характер трагедии Тристана и Изольды и тем самым продемонстрировать бессилие куртуазной доктрины найти выход из реальных коллизий индивидуальной любви в контексте средневекового социума (и — шире — в общечеловеческом плане).

Романы о Тристане и Изольде, с одной стороны, и творчество Кретьена де Труа — с другой, соотносятся как первый и второй этапы, ранний и «классический» в истории французского куртуазного романа.

Для Кретьена де Труа критическая переоценка сюжета Тристана и Изольды была исходным пунктом его собственного творческого пути. Из перечня ранних произведений Кретьена в начальных стихах «Клижеса» известно, что он сам написал «Повесть о короле Марке и Изольде Белокурой», но так как повесть эта не сохранилась, то осталось неизвестным, что она собой представляла: был ли это короткий стихотворный фрагмент типа лэ (может быть, эпизоды, в которых особую роль играл Марк) или настоящий роман. Учитывая дошедшую до нас ученическую «Филомену», можно предположить," что и к «Повести о короле Марке и Изольде Белокурой» Кретьена привел интерес к изображению трагической страсти, объединявшему античный цикл с тристановской традицией. Трудно решить, какова была в повести Кретьена интерпретация этой традиции. Ясно только, что в последующих произведениях Кретьена содержалась сознательная критика тристановской модели мира и что эта критика имела большое и весьма принципиальное значение.

В романах «Эрек и Энида» и особенно «Клижес» отношение к этому сюжету у Кретьена резко отрицательное, притом полемически заостренное.

Имеется целый ряд мест в романе «Эрек и Энида», которые являются отрицательными репликами на «Тристана и Изольду». Самая яркая из них — ироническое замечание о том, что «в эту первую ночь Энида не была ни похищена, ни заменена Бранжьеной».

С. Хофер (Хофер, 1954, с. 78—85) утверждает, что целый ряд сцен в романе «Эрек и Энида» восходит имплицитно к «Тристану и Изольде»; выход королевы в начале «Эрека и Эниды», по его мнению,—прототип выхода Изольды на охоту с Марком, появление перед алтарем Эрека с Энидой предвосхищает такую же сцену с Марком и Изольдой; лесная жизнь Тристана и Изольды находит отголосок в пребывании Мабо-нагрена и его возлюбленной в чудесном саду (у Тристана это вынужденно, а у Мабонагрена — добровольно) и т. п. Обращение Эниды с домогающимися ее любви графами, по мнению Хофера, контрастно ориентировано на поведение Изольды. Даже «малодушие» (recreantise) Эрека он склонен возводить к сосредоточению Тристана на Изольде. Находит Хофер и ряд лексических совпадений. У него есть и натяжки,4 но он, несомненно, прав в том, что скрытая полемика с «Тристаном и Изольдой» имеется в «Эреке и Эниде» и красной нитью проходит затем через творчество Кретьена.

Идеальная ллобовь в «Эреке и Эниде» — супружеская, так что жена является одновременно другом и возлюбленной; здесь осуждается такое погружение в любовь, которое отрывает от действия, ослабляет рыцарскую доблесть. Переход от адюльтера к супружеской любви сам по себе не гарантирует гармонии и не устраняет возможной коллизии чувства и социального долга, но автор мучительно ищет и находит вместе со своими персонажами достойный выход и оптимистический финал. Кроме того, Кретьен находит в «Эреке и Эниде» обоснование и место для продолжения Эреком подвигов, сравнимых с деяниями эпических героев, что восстанавливает слабеющую (в «Тристане и Изольде») связь с эпическим наследием. Я пока отложу дальнейшее рассмотрение этого программного произведения Кретьена и обращусь к следующему роману — «Клижес», имеющему в значительной степени «экспериментальный» характер и явно задуманному и осуществленному (это признают, начиная с Фёр-стера, все исследователи) как антитеза «Тристана и Изольды», своеобразный «Антитристан», или «Неотрист. ан», в котором энергично оспаривается концепция роковой разрушительной страсти. В «Клижесе» имеется четыре очень существенных полемиче-ческих упоминания «Тристана и Изольды». Кроме того, имеется целый ряд параллелей, которые С. Хофер, например, считает вполне сознательными со стороны Кретьена (см.: Хофер, 1954, с. >112— 120). К числу этих параллелей относятся сам принцип деления на две части (история родителей героя/история героя), любовный треугольник с участием дяди и племянника, морское путешествие, мотив волоса возлюбленной (Изольды и Соредамор), колдовской напиток, наперсницы (Бранжьена и Фессала), временные отъезды Тристана и Клижеса. А. Фурье приводит и другие сходные детали. Он считает, что в «Клижесе» широко использованы и общая версия, и куртуазная, но полемика ведется специально против куртуазной версии Тома (Фурье, 1960, с. 111—178). X. Вебер, автор специальной диссертации "«Кретьен и поэзия о Тристане» (см.: Вебер, 1976), считает,- что полемически поставленная в «Клижесе» проблема единства телесной и душевной жизни («тела»/«сердца») уже фигурировала эксплицитно в романе Тома. Выявление отдельных параллелей имеет, конечно, значение только при выявлении общего полемического замысла Кретьена. Я бы к этому добавил, что все существенные элементы «Клижеса» восходят к сюжету Тристана и Изольды.

Действительно, следуя построению «Тристана и Изольды», Кретьен вводит в качестве первого звена историю родителей Тристана — Александра и Соредамор. В их отношениях не было резкого перехода от равнодушия или даже враждебности к страстной, неистребимой. любви после случайно выпитого напитка. Их чувства развивались постепенно, так что они не сразу его осознали; поведение обоих юношески робко и деликатно, делу помогает сочувствующая им королева Гениевра. Внешнее сходство с «Тристаном» подчеркивается тем, что любовь их вспыхивает на корабле, но нет никакого магического наиитка. В качестве «случайности» и «судьбы» любовный напиток вызывает протест Кретьена. «Напиток» для Кретьена — это слишком внешний повод для возникновения любви, и он пытается мотивировать возникновение любви естественным образом, прибегая для этого к средствам психологического анализа, пусть даже схоластически прямолинейным, восходящим к риторике Овидиева типа. Прорыв любовного чувства стимулируется совсем иной реалией, более скромной и естественной — золотым волосом Соредамор, вшитым в рубашку Александра (возможно, полемический намек на золотой волос Изольды, принесенный ласточкой во дворец короля Марка).

М. Лазар (Лазар, 1964, с. 213) правильно отметил, что первая любовная история (родителей) описывает, а вторая (главных героев) осуществляет полемику.

Основные герои романа — греческий принц (-сын Александра) и кельтская принцесса, как уже отмечалось, связаны таким же «треугольником» с новым греческим императором Алисом, дядей Клижеса, как Тристан и Изольда с Марком. Клижес — племянник и наследник Алиса. Алис вынужден дать обещание не жениться, чтобы не иметь другого наследника, но нарушает договор и сватается к германской принцессе Фенисе. Эти подробности делают Алиса отрицательным персонажем и как бы освобождают Клижеса от уважения к нему, от внутренне мотивированного чувства долга. Тем не менее Клижес участвует в сватовстве н в борьбе с саксонским герцогом, также претендующим на руку Фенисы. Так же как Тристан, Клижес проявляет доблесть в «добывании» Фенисы— отбивает ее у похитивших девушку саксонцев и побеждает в поединке самого саксонского герцога. Любовь его к Фенисе возникает столь же естественным и деликатным образом, как любовь Александра к Соредамор.

Фениса, полюбив Клижеса, сама противопоставляет свою позицию позиции Изольды, возмущаясь тем, что Изольда принадлежала двум мужчинам. «Тот, кто владеет сердцем, пусть владеет и телом» (ст. 3164).

Кроме того, Фениса явно не хочет быть игрушкой в руках рока, она стремится к активному выбору по своей свободной воле, к активному поиску выхода из тупика. А. . Фурье рассматривает Фенису как сторонницу куртуазной доктрины в качестве идеологического основания для соблюдения социальных условностей и чести королевы, чем пренебрегала Изольда,— мне это кажется натяжкой. Скорее Фениса ищет честного пути -избавиться от условностей, не нарушая морали.

X. Вебер считает, что Кретьен ищет компромиссный, выход нз трагического раздвоения тела/сердца и трагической власти случая-судьбы за счет превращения объективной категории бытия в «стратегию». Напиток, например, становится у него орудием интриги. Глагол «не мочь» (ne poeir), выражавший ситуацию Тристана, здесь ловко перенесен на императора Алиса, от которого Фениса решила окончательно ускользнуть (да и власть императора чисто формальная, в чем Вебер видит параллель к соединению/разъединению «тела» и «сердца»). Фениса заставляет «случай» (судьбу) служить себе не на горе, а на пользу, в результате чего трагический мотив становится комическим (подробнее см.: Вебер, 1976, с. 66—85). Как бы ни трактовать «Тристана и Изольду» Тома, в качестве куртуазной версии или нет (как считают Жонен и Вебер, см. выше), совершенно очевидно, что Кретьен здесь спорит и с Тома, и с провансальским fin"amors (о критике в «Клижесе» fin"amors см.: Лазар, 1964, с. 213—232).

Не имея возможности сразу избавиться от нелюбимого: мужа и официально стать женой Клижеса, Фениса прибегает к колдовству и хитрости. Отвергнутый было колдовской напиток появляется теперь на арене, но в отрицательной функции. Приготовленное кормилицей зелье должно «открепить» императора-мужа от Фенисы, напиток обрекает его на то, чтобы быть способным к любовному соединению с женой только в воображении, во сне. (В этом пункте роман Кретьена, отклоняясь от три-становского сюжета, странным образом совпадает с романической поэмой «Вис и Рамин» Гургани, в которой отдельные исследователи видят источник «Тристана и Изольды»: колдовской талисман кормилицы-колдуньи вызывает бессилие Мубада, старого мужа Вис.) Для соединения со своим возлюбленным Фениса притворяется мертвой и перенесена Клижесом в специальную башню с садом, где оба наслаждаются счастьем. Ж. Фраппье сравнивает этот сад с лесом и гротом любви, в котором спасаются Тристан и Изольда. Если принять это сравнение, то можно сказать, что Тома стоит на стороне «природы» (естественный фон для естественных чувств), а Кретьен — на стороне «культуры».

Сюжет мнимой покойницы, вероятно заимствованный Кретье-ном из книги, найденной в соборе Святого Петра (см.: Фраппье, 1968, с. МО), был широко известен в средние века; он был впоследствии использован в итальянской новелле и в «Ромео н Джульетте» Шекспира. Прибегая к такому «новеллистическому» выходу из тупиковой ситуации ради осуществления свободной воли и сердечных «прав», Фениса действительно предвосхищает героинь литературы европейского Ренессанса. Правда, к хитростям прибегали и Тристан с Изольдой чтобы устраивать свидания, но Фениса в отличие от них пользуется хитростью для того, чтоб раз и навсегда освободиться от ложной и недостойной ситуации. Когда тайник случайно обнаружен (ср. аналогичный мотив лесной жизни корнуэльских любовников) и влюблённым приходится бежать под защиту короля Артура, то, на их счастье, разгневанный Алис задохнулся от ярости и герои могут открыто в качестве царствующих особ вернуться в Константинополь (совершенно как Вис и Рамин у Гургани).

Переосмысление сюжета «Тристана и Изольды» в «Клижесе» весьма наглядно выражается на уровне композиции, поскольку те же самые синтагматические звенья подвергаются перестановке, переакцентировке, перемене функций. В «Тристане и Изольде» за циклом эпизодов, в которых любовники с помощью различных ухищрений устраивают свидания, чтобы затем вновь расстаться, следуют их совместная жизнь в изгнании в лесу, затем длительная мучительная разлука и, наконец, смерть как случайность и вместе с тем естественный венец их трагической судьбы. В «Клижесе» «разлука» как проверка прочности чувств предшествует попыткам соединиться, а серия хитроумных свиданий стягивается в один эпизод решительного объединения любящих. Этот эпизод представляет одновременно добровольную (B отличие от вынужденной в «Тристане») изоляцию от общества (не в лесу и гроте, а в саду и башне). Не подчиняясь судьбе, а держа постоянно инициативу в своих руках, герои саму смерть превращают в некий спасительный трюк: имитируя смерть, Фениса обеспечивает счастливую совместную жизнь. В действительности «вместо» них умирает их враг, и изоляция кончается. Такие разные звенья, как «устройство свиданий», «жизнь в изоляции» и «смерть», объединяются между собой и с таким распределением функций, которое обеспечивает happy end.

В общем и целом переосмысление тристановского сюжета и особенно интерпретация Тома в «Клижесе» Кретьена не могут быть признаны убедительными, поскольку Кретьену не удалось ни избавиться от колдовских мотивов, ни уменьшить роль случайностей; его художественная полемика является экспериментально-рассудочной и в этом смысле ограниченной. Вместе с тем эта переоценка тристановского сюжета помогла Кретьену создать роман иного типа, с сознательным использованием несколько модифицированных куртуазных концепций. Отмеченные выше в скобках совпадения с «Вис и Рамином» заставляют задуматься о каких-то общих источниках или «бродячих мотивах». Эти совпадения, между прочим, опровергают мнение П. Галлэ, выводящего «Тристана и Изольду» из «Вис и Рамина», о том, что Кретьен в «Клижесе» критиковал традицию Тристана как «незападную».

Отголоски «Тристана» можно, найти и в последующих романах Кретьена, и не всегда в столь строго полемическом контексте. В частности, в «Ланселоте» как бы воспевается адюльтер Ланселота и Гениевры, жены короля Артура, и сама ночь любви Ланселота и Гениевры с кровавыми простынями от ран Ланселота является калькой с одного из эпизодов повести о Тристане и Изольде. Впрочем, Ланселот остается в отличие от Тристана деятельным рыцарем, спасителем несчастных пленников Мелеагана и т. д., любовь к Гениевре только вдохновляет его на подвиги большой социальной ценности.

С. Хофер находит целый ряд повествовательных аналогий «Ланселота» с «Тристаном и Изольдой» (сходство в положении Марка и Артура, Морхольта и Мелеагана и многое другое) и считает, что Кретьен здесь прямо исходит из романа Тома, который, в свою очередь, представляется С. Хоферу инспирированным Элеонорой Аквитанской приложением провансальских куртуазных теорий к роману, их «эпизацией». Следует, однако, подчеркнуть, что Хофером недооценено кардинальное расхождение между «Ланселотом» и «Тристаном», которое как раз заключается в трактовке влюбленности Ланселота не как препятствия к его рыцарской активности (такое, может, еще было в «Эреке и Эниде»), а как прямого и главного источника героического вдохновения и рыцарской доблести.

Переходим к рассмотрению основных бретонских романов Кретьена и новой «классической» формы проблемного куртуазного романа, который они представляют. Мы практически исключили из этого рассмотрения уже описанный выше «Клижес» как роман сугубо «экспериментальный» . и соединяющий собственно бретонские мотивы с византийскими и иными.

Тристан — главный герой сказаний о Тристане и Изольде, сын короля Ривалена (в некоторых версиях Мелиадук, Канелангрес) и принцессы Бланшефлер (Белиабель, Блансебиль). Отец Т. погибает в схватке с врагом, а мать - в родовых муках. Умирая, она просит назвать новорожденного младенца Тристаном от французского triste, т. е. «грустный», ибо и зачат, и рожден он был в грусти и печали. Однажды Т. заходит на норвежский корабль и начинает играть в шахматы с купцами. Увлекшись игрой, Т. не замечает, как корабль отплывает, Т. таким образом оказывается в плену. Купцы намереваются при случае продать его, а до поры до времени пользуются им то как переводчиком, то как навигатором. Корабль попадает в страшную бурю. Она длится целую неделю. Буря стихает, и купцы высаживают Т. на незнакомом острове. Этот остров оказывается владениями короля Марка, брата матери Т.

Постепенно выясняется, что он — племянник короля. Король любит его, как своего сына, а бароны недовольны этим. Однажды на Корнуэльс, где правит Марк, нападает великан Морхольт, требующий ежегодной дани. Т. — единственный, кто решается сразиться с Морхольтом. В яростной битве Т. побеждает великана, но у него в ране остается кусок от меча Морхольта, пропитанный отравленным составом. Никто не может вылечить Т. Тогда Марк приказывает положить его в лодку без весел и паруса и пустить по воле волн. Лодка пристает к Ирландии. Там Т. вылечивает от ран девушка с золотыми волосами (в некоторых версиях — ее мать).

Однажды король Марк видит, как в небе летят две ласточки с золотым волосом в клюве. Он говорит, что женится на девушке, у которой такие волосы. Никто не знает, где может быть такая девушка. Т. вспоминает, что видел ее в Ирландии, и вызывается привезти ее королю Марку. Т. едет в Ирландию и сватает Изольду для своего дяди. В поздних версиях описывается турнир с участием рыцарей короля Артура, на котором Т. так хорошо сражался, что ирландский король — отец Изольды — предложил ему просить всего, чего он хочет.

Образ Т. имеет глубокие фольклорные истоки. Его связывают с кельтским Дрестаном (Друстаном), таким образом, этимология его имени от слова triste есть не что иное, как характерное для средневекового сознания стремление осознать незнакомое имя как знакомое. В Т. угадываются черты сказочного богатыря: он один сражается с великаном, почти что драконом (не случайно дань, которую просит Морхольт, более подходит для дани змею), по некоторым версиям, он в Ирландии сражается с драконом, за что король и предлагает ему выбрать себе награду. Путешествие в лодке умирающего Т. связано соответствующими обрядами погребения, а пребывание на острове Ирландия вполне может быть соотнесено с пребыванием в загробном царстве и, соответственно, с добычей невесты из иного мира, что для земного человека всегда кончается плохо. Характерно и то, что Т. — сын сестры Марка, что опять же относит нас в стихию древних фратриальных отношений (то же можно сказать и о попытке Изольды отомстить за дядю, о взаимоотношениях Т. и Каэрдина — брата его жены).

Вместе с тем Т. во всех версиях сюжета - куртуазный рыцарь. Его полумагические способности объясняются не чудесным происхождением, а необычайно хорошим воспитанием и образованием. Он воин, музыкант, поэт, охотник, мореплаватель, в совершенстве владеет «семью искусствами» и многими языками. Кроме того, он сведущ в свойствах трав, может приготовлять притирания и настои, изменяющие не только цвет его кожи, но и черты лица. Он прекрасно играет в шахматы. Т. всех версий — человек, тонко чувствующий и переживающий двойственность своего положения: любовь к Изольде борется в его душе с любовью (и вассальным долгом) к дяде. Как и для героя рыцарского романа, любовь для Т. представляет некий жизненный стержень. Она трагична, но она определяет его жизнь. Любовный напиток, выпитый Т. и ставший источником дальнейших событий, связан с фольклорным и мифологическим представлением о любви как о колдовстве. Разные версии сюжета по-разному определяют роль любовного напитка. Так, в романе Тома срок действия напитка не ограничен, а в романе Беруля — ограничен тремя годами, но и после этого срока Т. продолжает любить Изольду. Поздние версии, как уже было сказано, стремятся несколько снизить роль напитка: их авторы подчеркивают, что любовь к Изольде появляется в сердце у Т. еще до плавания. Любовный напиток становится символом неодолимой любви героев и служит некоторым оправданием их незаконных отношений.

История возникновения романа.

Средневековая легенда о любви юноши Тристана из Леонуа и королевы корнуэльской Изольды Белокурой является одним из наиболее популярных сюжетов западноевропейской литературы. Возникнув в кельтской народной среде, легенда повлекла за собой создание многочисленных литературных произведений, сначала на валлийском, а затем и на французском языке, в переработках с которого она вошла во все основные европейские литературы.

Возникло это сказание в районе Ирландии и кельтизированной Шотландии. С течением времени легенда о Тристане превратилась в одно из наиболее распространенных поэтических сказаний средневековой Европы. На Британских островах, во Франции, Германии, Испании, Норвегии, Дании и Италии она стала источником вдохновения для авторов рассказов и рыцарских романов. В XI-XIII вв. появились многочисленные литературные версии этой легенды, ставшие неотъемлемой частью распространенного в то время творчества рыцарей и трубадуров, воспевавших романтическую любовь. Кельтское сказание о Тристане и Изольде было известно в большом количестве обработок на французском языке, многие из них погибли, а от других сохранились лишь небольшие отрывки. Новые версии легенды о Тристане и Изольде расширяли основной сюжет, добавляя к нему новые детали и штрихи; некоторые из них становились самостоятельными литературными произведениями. Впоследствии путем сличения всех полностью и частично известных нам французских редакций романа, а также их переводов на другие языки, оказалось возможным восстановить фабулу и общий характер древнейшего, не дошедшего до нас французского романа середины XII в., к которому все эти редакции восходят. Что и сделал французский писатель Жозеф Бедье, живший в конце XIX – начале XX века.

Я думаю, что стоит перечислить сохранившиеся фрагменты и ра зличные произведения, с помощью которых более поздние авторы смогли восстановить легенду о Тристане и Изольде. Это фрагменты валлийских текстов — наиболее ранние свидетельства о фольклорном существовании легенды о Тристане и Изольде («Триады острова Британии»), роман нормандского трувера Беруля, дошедший до нас лишь в виде отрывка, в котором местами немного испорчен текст, и анонимная поэма «Тристан-юродивый». Также нельзя оставить без внимания фрагменты стихотворного романа англо-нормандца Тома, отрывок из большого стихотворного романа Готфрида Страсбургского «Тристан», маленькую куртуазную новеллу поэтессы конца XII в. Марии Французской «Жимолость» и французский авантюрный роман Пьера Сала «Тристан». И это еще не все произведения, в которых описывается любовь Тристана и Изольды. Поэтому анализировать столь обширный и долго формировавшийся литературный пласт достаточно сложно, однако интересно. Поэтому приступим.

Герои и завязка конфликта в романе о Тристане и Изольде.

Для того, чтобы понять, что лежит в основе конфликта произведения, необходимо вспомнить сюжет романа и основные его фрагменты. Начинается роман с рождения главного героя, которое стоит жизни его матери. Она называет ребенка Тристаном, что в переводе с французского означает грустный, ибо рожден мальчик в печальные времена, когда его отец погибает на войне. Воспитывает Тристана маршал Роальд, а позже мальчик живет у своего дяди Марка. Его обучают как идеального рыцаря: он и охотник, и поэт и музыкант, актер, архитектор и художник, шахматист и полиглот. Тристан на протяжении всего романа показывает себя как человек верный дружбе, великодушный к врагам, бескорыстный и добрый. Он терпелив и незлопамятен, постоянно стремится к новому и отважно сражается с врагами.

Совершив много подвигов, Тристан отправляется за невестой для своего дяди — короля Марка. На обратном пути Тристан и невеста короля Изольда случайно выпивают любовный эликсир, предназначенный матерью Изольды для нее и ее жениха, и влюбляются друг в друга. Их любовь их запретна, ведь Изольда предназначена в жены королю Марку. Но они уже ничего не могут поделать. Все остальные годы любовь приносит им много страданий и разлук, и только смерть соединяет любящих.

Проанализировав события описанные в романе, мы наконец-то можем определить, что в основе сюжета истории о любви Тристана и Изольды лежит столкновения долга и личного чувства. Это главный конфликт произведения, он же влечет за собой развитие конфликта, происходящего между индивидуальными стремлениями и установившимися за многие века нормами поведения. Интересно то, что в разных версиях романа отношение авторов к героям сильно разнится - зависит это от того, какую сторону принимают они сами в этом конфликте. Например, немецкий моралист Готфрид Страсбургский осуждает молодых людей, постоянно лгущих, плутующих и попирающих общественные законы морали. Во многих версиях, напротив, король Марк представлен как коварный, подлый человек, который всеми силами стремится помешать любви героев. Поэтому и оправдываются герои, которые просто воюют с Марком его же оружием, а Изольда просто предпочитает честного и отважного Тристана своему коварному мужу. В большинстве же версий симпатии авторов, конечно, на стороне любящих.

Особенности конфликта. Его отличительные черты.

Как я уже заметила, главный конфликт романа вовсе не любовный, как кажется на первый взгляд, а социальный. Ведь в романе мы видим столкновение социальных норм и истинного чувства, которому эти нормы мешают. Но не стоит забывать, что любовный конфликт тесно связан с главным противоречием романа. Очень важно отметить присутствие в романе любовного напитка. Несмотря на то, что мы видим осуждение моральных законов, которые мешают настоящей любви, автор еще сам не до конца уверен в своей правоте. Ведь он показывает нам любовь Тристана и Изольды не как зрелое чувство, а как нечто колдовское, то, над чем сами герои не властны. И несмотря на то, что они мучаются сознанием своей греховности, они ничего не могут поделать со своими чувствами. Любовь здесь - темное, демоническое чувство, мы можем вспомнить, что такое же восприятие любви было характерно для древних мифов. Это полностью противоречит куртуазному пониманию любви. Интересно то, что смерть над этой любовью тоже не властна: из их могил вырастают два куста и сплетаются ветвями, которые невозможно разъединить так же, как и самих героев.

Почему их любовь преступна? Мы помним, что Тристан не должен любить Изольду, потому что она жена его дяди — короля Марка. А Изольда не просто не может любить Тристана из-за своего замужества, но и потому что именно он убил в сражении ее дядю Морольда. Но любовный напиток заставляет девушку забыть все и полюбить героя. Именно любовь толкает девушку на ужасные и отчаянные поступки - она чуть не убивает свою служанку Бранжьену просто потому, что она знает о любви Тристана и Изольды и более того - помогает им и даже ложится вместо Изольды в постель с королем в первую брачную ночь, чтобы отвести от девушки подозрения в неверности.

Очень важно то, как предстает перед нами в этом конфликте дядя Тристана и муж Изольды - король Марк. Как я уже писала выше, в некоторых версиях романа он представляется коварным злодеем, однако в большинстве вариантов мы видим по-человечески доброго и благородного человека. Несмотря ни на что он любит своего племянника, и даже понимая, что поведение Тристана и Изольды портит его репутацию, он сохраняет человеческое достоинство. Можно вспомнить эпизод, когда он видит Тристана и Изольду спящими в лесу и не убивает их, потому что между возлюбленными лежит меч. Образ Марка очень важен для нас. Ведь если он не является коварным злодеем и жалеет возлюбленных, значит он вполне мог бы их простить и отпустить с миром, и ему мешают только наветы злобных баронов при дворе короля и принятые нормы, которое приписывали Марку необходимость убить обманывающих его любовников. В романе Жозефа Бедье говорится, что «когда король Марк узнал о смерти любящих,он переправился за море и, прибыв в Бретань, велел сделать два гроба: один из халцедона — для Изольды, другой из берилла — для Тристана. Он отвез в Тинтагель на своем корабле дорогие ему тела и похоронил их в двух могилах около одной часовни, справа и слева от ее абсиды. Ночью из могилы Тристана вырос терновник, покрытый зеленой листвой, с крепкими ветками и благоуханными цветами, который, перекинувшись через часовню, ушел в могилу Изольды. Местные жители срезали терновник, но на другой день он возродился, такой же зеленый, цветущий и живучий, и снова углубился в ложе белокурой Изольды. Трижды хотели его уничтожить, но тщетно. Наконец, сообщили об этом чуде королю Марку, и тот запретил срезать терновник». Это также показывает благородство короля и то, что он смог простить Тристана и Изольду.

Подводя итог, мы можем сказать, что роман о Тристане и Изольде – это не просто прекрасное произведение о любви излюбленных в европейской литературе героев. Ведь в романе мы найдем не только историю отношений Тристана и Изольды, но еще и новаторское восприятие социальных норм, из-за которых влюбленным не удается быть вместе. По сути, автор всегда остается на стороне героев, понимает и не осуждает их. Конечно, он заставляет Тристана и Изольду чувствовать муки совести из-за своей греховной любви, но все же он не обвиняет их, таким образом признавая, что любовь стоит выше всех социальных устоев.

Обсуждение закрыто.